Свои самые ранние годы я помню довольно смутно, отрывками, как вспышки яркого света в темноте, выхватывающие отдельные кадры.
Одно из первых четких осознанных воспоминаний – это когда мне уже семь лет. Я стою на крыльце школы вместе со своим классом, как бы гуляю. На улице, как обычно осенью, льет дождь, но первоклассникам положено дышать свежим воздухом во время большой перемены, вот мы и дышим.
В нашем классе, в основном, люди, оборотней мало. Это обычная дворовая средняя общеобразовательная школа, придерживающаяся традиционных правил разделения учеников по успеваемости и поведению.
В самый элитный класс я не попала, потому что пишу левой рукой, а это не поощряется. Нет, официально меня не взяли, потому что почерк корявый. Но в нашей двушке с тонкими стеночками взрослым почти не удается посекретничать, так что настоящая причина в полуночном разговоре матери и бабушки озвучена ясно и четко. Левшей почему-то не любят и заставляют переучиваться. Сжав зубы, я слушаю и тихо замышляю большой скандал, если только кто-то попробует! Но никто не рискнул. Ни учителя, ни родственники. У меня уже в шесть лет заслуженная репутация: «вся в отца, такая же безбашенная».
Отец с нами почти не живет. Он служит механиком на корабле дальнего плавания и по полгода в рейсах, а еще какое-то время проводит по портам, на стоянках, проверяя готовность корабля. Так что дома он от силы месяца два-три, причем я его все равно почти не вижу – где-то «гуляет с друзьями». Этот аргумент я прекрасно понимаю. У меня всего одна подруга, но я с ней тоже могу гулять с утра до вечера.
Еще я часто слышу фразу: «он пьёт», и говорится это с осуждением. Например, матери, вечерами, во время воспитательных разговоров, «когда ребенок спит». Или в разговоре по телефону: «Да, Рина живет у нас, а Аша катается за ним, как привязанная, из порта в порт… А он – пьет!».
Я не очень понимаю, почему так плохо, что папа пьет, но догадываюсь, что речь не о воде и даже не о соках, а о загадочных напитках, обобщенно называющихся одним словом «алкоголь».
Отец не чистокровный человек, но оборотня в нем настолько мало, что он не может обращаться, дружит с техникой и курит, как паровоз…
Да, с техникой в хороших отношениях только люди. Оборотни тоже ею иногда пользуются, но у них она часто ломается. Зато они выполняют все работы, связанные с риском для жизни и здоровья. То, что для человека смерть, для них – «пару раз сменил ипостась, и все прошло».
Однако на кораблях и подводных лодках служат люди. Звериная сущность у оборотней боится покидать землю на такое длительное время. И пассажирские самолеты водят пилоты-люди, хотя мне всегда казалось, что логичнее было бы доверить это птицам. Только птицы не понимают, зачем им трястись в железных коробках, если они могут просто перелететь с места на место.
А еще, у нас есть много легенд о драконах, которые тоже перелетали с места на место, но при этом могли переносить с собой людей. Правда, живых драконов никто уже давно не видел, но в нашей семье о них говорят так, как будто они действительно существовали. Такие очень дальние родственники, которые пробились в мафию, и теперь остальная семья не понимает, как к ним относиться. Осуждать или восхищаться. Уважать или бояться.
Вообще, мы живем в дружном тандеме, оборотни и люди, но стараемся, по возможности, не перемешиваться.
Но, стоя на крыльце, я любуюсь на мальчика из параллельного класса. У него золотистые с рыжиной волосы и потрясающие веснушки на носу, а еще он – лис, и живет в соседнем доме. И именно из-за него я помню этот момент.
Желтые и рыжие листья на асфальте напоминают по цвету вьющиеся локоны лисенка. Дождь стеной, благодаря которому мы не на разных площадках при школе, а на крыльце, всей толпой, два класса. И его уверенная улыбка, когда он чувствует мой заинтересованный взгляд:
