" Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир!"
Федор Тютчев
Книга первая
ВОЛЧЬЕ ВРЕМЯ
"…Люди кровь проливают в боях:
Сколько тысяч за сутки умрет!
Чуя запах добычи вблизи,
Рыщут волки всю ночь напролет.
Что там волки! Ужасней и злей-
Стаи хищных двуногих зверей."
Муса Джалиль
Первый снег, робко пустившийся крупными мохнатыми хлопьями ближе к вечеру, вскоре густо укрыл, выбелил все окрестности вокруг зимовника, и, еще утром угрюмо черневшие остатки сгоревших тепляков и базов, теперь обратились в причудливые и необычные фигуры, напоминавшие былинных богатырей, приподнявшихся вдруг для битвы над пустынной округой.
В сумерках стало подмораживать. Снег стал мельче и потянувший с востока колючий ветерок закружил, завертел белые вихри, потянулась из степи робкая поземка. Ольга, растопив печь и, выйдя из того, что она называла теперь «мой особняк», поплотнее прикрыла скрипнувшую ветхую дверь и медленно побрела по этой белой чистоте и первозданности, сладко полуприкрыв глаза, ибо на ресницы то и дело попадали крупные снежинки.
Во всем ее теперешнем облике было очень много противоречивого и необычного для девушки тех лет. Вряд ли кто-то из ее прежних знакомых узнал бы теперь ее в этих мужских кавалерийских галифе и короткой, заплатанной во многих местах шинели, в порыжевших солдатских сапогах прежнюю веселую красавицу, дочь полковника Генштаба, которая под руку с заслуженным своим отцом часто прогуливалась по тихим московским улицам.
Большие ее глаза, живые и любопытные на исхудавшем лице ставшие еще больше и выразительнее, теперь были всегда грустны и даже строги, полноватые губы, с которых раньше часто слетал невинный ее смех, теперь были сомкнуты в скорбном выражении пережитого ею недавно большого горя. Под глазами ее уже прорезались первые морщины, не свойственные ее возрасту в двадцать лет.
С самого раннего детства любила она вот так, подолгу гулять по узким заснеженным аллеям в старом тихом московском парке, в полном одиночестве, меж вековых лип, целиком погружаясь в свои наивные девичьи мечты… Ольга знала, что далеко отходить ни в коем случае нельзя, что в степи бродит множество голодных волков и одичавших собак, заунывный и пронзительный вой которых она не раз слушала где-то поблизости долгими осенними ночами. Они же, привлекаемые сырым запахом овечьего навоза, все шли и шли, в поисках добычи рыскали по развалинам и, не найдя ничего съедобного, вдруг устраивали кровавые потасовки меж обгоревших бревен и развалившихся остовов каменной кладки. Разорвав в клочья и сожрав одного-двух самых ослабевших своих собратьев, стая, таким образом насытившись, обычно исчезала так же внезапно, как и появлялась. Первое время Ольга пыталась стрельбой из карабина отгонять эти кровожадные кагалы, но, быстро поняв бесполезность затеи, решила не тратить зря патроны. Каждый раз после визита этих непрошенных гостей ей оставалось только, взяв лопатку, чудом уцелевшую после погрома, тщательно прикопать остатки их кровавого пиршества, чтобы свежая кровь не привлекала тут же новые своры.
Но с некоторых пор хищники тоже стали бояться человека, ибо они диким своим сознанием быстро уяснили, что любая встреча с ним в голой степи, где сразу не укрыться, кончится стрельбой и смертью, так как теперь каждый из людей был с оружием и мог легко лишить жизни всякую живую тварь, даже не приближаясь к ней. Да и сами люди, как тяжелораненые в ходе жестоких стычек, так и просто оставшиеся в открытой степи , особенно в ночь и без патронов, часто теперь становились легкой добычей голодных свирепых стай. От мертвецов же, брошенных на поле боя, к утру обычно оставались только изодранные в клочья окровавленные шинели да ошметки сапог…
