В рубке стояла мёртвая
тишина. Капитан словно прирос к перископу. Щёлкая фильтрами, он
осторожно разворачивал трубу влево. Еле слышно работали могучие
моторы. Экипаж следил за каждым движением своего командира.
Оторвавшись от окуляра, капитан шёпотом промолвил:
— Обе машины - самый малый назад. Курс
один-четыре-два.
Старший помощник, негромко продублировав команду, бросился к
залитой красным светом карте. Вахтенный офицер в недоумении
посмотрел на рулевых, которые сноровисто возились с
управлением.
— Господин капитан. Но?.. Господин капитан?..
Капитан, казалось, не обращал внимания на своего вахтенного.
Сместив перископ вправо, он прошептал:
— Торговое судно, пеленг – пятьдесят. Дистанция - две
тысячи двести. Уходим на глубину.
Вахтенный офицер подошёл вплотную к перископу.
— Господин капитан. Командир. Разрешите подготовить
аппараты к стрельбе?
Оторвавшись от окуляра, капитан недовольно посмотрел на офицера.
Стараясь не повышать голоса, он громко прошептал:
— Вы смеете мне перечить? Дядя не научил вас, что приказы
командира не обсуждаются? Вон из рубки.
Офицер удалился возмущаясь. Судно скрылось за горизонтом.
Капитан ещё раз прощупал морскую гладь перископом. Акустик
подтвердил, что вокруг всё чисто. Из соседнего отсека донёсся
жуткий грохот. Старший помощник и боцман бросились на шум. Капитан
проследовал за ними. Офицер, пиная деревянные перегородки,
бесновался, не сдерживая эмоций.
— Месяц в этой чёртовой жестянке. Ни одной атаки. Что он о
себе возомнил?
Боцман оторопел от такой наглости. Старший помощник действовал
более решительно. Схватив буяна за шиворот, он затащил его в
крохотную каюту.
— Что вы себе позволяете, Штейнман?
Хлопнув старпома по рукам, Штейнман оправил китель и дерзко
уставился на своего врага:
— Ты – вылетишь первым. А твой капитан будет списан на
берег в ближайшем доке. Мой дядя…
Старпом отвесил зарвавшемуся юнцу две увесистых оплеухи.
Побагровев, вахтенный офицер ринулся на старпома, но тут же был
скручен боцманом. Вдвоём они заломили офицеру руки и посмотрели на
подоспевшего капитана.
— Отпустить. Матросы не должны видеть этого, — он
одёрнул задравшийся на офицере китель и, посмотрев ему в глаза,
приказал: — Наденьте плащ. Поговорим на свежем воздухе.
Боцман, приказ на всплытие.
-2-
На палубной рубке офицер вновь дал волю
эмоциями.
— Думаете, я боюсь? Что вы мне сделаете? Арестуете?
Запрёте в каюте?! Да плевал я на ваши угрозы. Вы трус, господин
корветтен-капитан. Самый позорный трус. Вы не достойны служить на
подводном флоте. Мой дядя часто рассказывал про таких. Партократы и
оппортунисты. Мерзавцы. Сколько транспортов прошло мимо нас? Чего
мы вообще попёрлись в эту глушь? Гебриды[1], Северный
пролив. Трижды у нас был шанс атаковать. А Ирландское море? Мы
налетели на конвой без единого эсминца. И что же? Наш доблестный
капитан приказал погрузиться и соблюдать режим полного
радиомолчания.
Плеснула волна и гроздь ледяных брызг врезалась в лицо
вахтенного офицера. Капитан не перебивал, молча снося упрёки.
Офицер, протерев очки, продолжал обвинения:
— Пролив Святого Георга, огромный транспорт прямо у нас
под носом. И снова ни залпа. Ну ничего, у меня своя карта и всё
отмечено надлежащим образом. Я подам рапорт, вас ждёт трибунал.
Старпом вклинился в разговор:
— Капитан – главный. Капитану лучше знать, когда
атаковать. Уклонение от боя – не преступление.
Офицер, бросив свирепый взгляд на морщинистое лицо уже
немолодого старпома, злобно ответил:
— Не преступление?! На календаре - февраль
сорок третьего. Все силы переброшены на Восточный фронт. Здесь –
только смерть. И мало целей. А те, что есть, безнаказанно проходят
у нас под носом. Я не трус. Но в этих водах полно эсминцев.
Авиаразведка прочёсывает каждый сантиметр. Малая глубина, лодки
видны как на ладони. А мы разгуливаем, словно на ферме у любимой
тётушки. Для чего мы тут? Для чего?!
