Сложно жить, когда у тебя в голове драконы рядом с бабочками,
садизм – с застенчивостью, а разврат – с хорошим воспитанием.
Я сижу на полу, прижавшись спиной к входной двери и как будто
разглядываю холл своей новой квартиры. Я ничего не вижу перед
собой, я смотрю фильм, который воспроизводит прожектор моей
памяти.
Ташкент. Чиланзар. И новость, - родителей больше нет.
Машина, в которой они возвращались от друзей из Алмалыка,
взлетела на воздух на въезде в город.
Мне, 17 лет. Брату, 24, у него своя семья, маленький ребенок. И
отношения у нас, далеки до братских, да что говорить, нас и
родственниками трудно назвать, если не знать, что мы родные брат с
сестрой. У нас было разделение родительской любви с самого моего
рождения, во всяком случае, мне так казалось. Сколько себя помню,
моим воспитанием, развитием и образованием, занимался мой любимый
папа. Брата же боготворила мама. И между нами, лет так с 10, было
соперничество, кто умнее, кто лучше и выносливее. Юношеский
максимализм со стороны обоих. Папа всегда занимал хорошие
должности, поэтому мы как дети, особенно ни в чем не нуждались. Но
так как я была его любимицей, меня баловали особенно тщательно.
Правда, толи сказалась память прошлых жизней, толи желание папы,
видеть свою дочь в дальнейшем идеальной женщиной. Толи я тянулась
за братом, а он всегда пытался доказать отцу, что он достоин быть
его сыном и продолжателем рода. Все это в совокупности, позволило
мне начать читать в три года, а читала я очень много. Начало
первого класса я начала с изучения иностранного языка, а продолжила
учебу уже с глубоким изучением трёх иностранных языков, это если не
считать местных: казахский, узбекский и татарский, на которых
разговаривали дети нашего двора (Ташкент был многонациональным
городом и соседи по площадке, по подъезду, по дому, по кварталу,
всегда дружили между собой. О нас, о детях и говорить не стоит, мы
были все братьями и сёстрами. Друг за друга стояли стеной и, если
бы кто-то в то время потребовал отдать жизнь за друга, отдали бы не
задумываясь). Преданность близким, друзьям, почитание и уважение к
старших, любовь к Родине, мы впитывали с молоком матери.
Занятия плаванием было само собой разумеющем (а без этого в
Узбекистане было никак, при том что лето начиналось уже в марте, а
заканчивалось в лучшем случае в ноябре и все каникулы дети
проводили на водоемах, озёрах, бассейнах, каналах и арыках).
Занятия танцами было обязательным условием папы.
Каратэ я занималась вынужденно, так как это было модно для
мальчиков, и брат это не мог упустить, а так как я была в
определённом возрасте его тенью, которую он не имел права выпускать
из вида, таскал меня везде с собой. Сначала я была его грушей, а
когда мне это надоело, начала учиться защищаться, что и привело
меня в этот вид спорта.
Стрельбой из лука, а потом уже пулевой и стендовой, я занялась,
чтобы доказать мальчишкам, что меня можно брать в команду, когда мы
играли в войну и в казаки разбойники.
Брата я очень любила и тянулась за ним, что бы он не
разочаровывался во мне. Все это было ровно до того момента, пока в
мои тринадцать лет, тренер по карате повязал мне чёрной детский
пояс. Секция была закрытой, поэтому все турниры проходили
нелегально. Соответственно и завоёванные титулы, не воспринимались
нами серьезно. Но гордость и ответственность всегда сопровождала
нас, за наши заслуги и достижения. Я к этому никогда не стремилась,
просто меня учили, если за что-то берешься, делай это либо хорошо,
либо совсем не делай. Для брата это оказалось последняя капля из
всех потоков моих достижений и наград. Никогда не забуду, как после
эмоциональных поздравлений папы, где он сказал, что только я
достойна носить фамилию нашего рода. Конечно он не умолял
достижений брата, просто этим хотел поддержать мою мотивацию в
достижении целей. Брат тогда учился уже в университете на
филологическом факультете. Но видимо гордость и эгоизм, не
позволили ему проникнуться смыслом основной мысли отца и вечером
брат с ненавистью в глазах, признался, что меня ненавидит и лучше
бы я вообще не рождалась в нашей семье. Я не перестала любить
своего брата, но с этого момента тянуться мне было уже не за
кем.
