Fides est periculosa ludum.
Вера – опасная игра.
Она до самого конца не знала,
кто причиняет ей боль.
Судьба
Облаченная в длинную тогу, я неподвижно сидела в позе лотоса посреди поля. Вокруг лежали камни из Дельф.
Я начала коллекционировать их еще в детстве. Тысячи лет назад.
Мои ладони раскрыты и расслаблены.
Голова запрокинута.
Трубка зажата в зубах.
Я вдохнула дым благовоний, и боль распространилась по телу пульсацией, стоило активировать свой дар.
Мысли заполнили узоры, числа и вероятности – слишком многочисленные, чтобы в них разобраться.
Путь существования был лишь случайностью, а случайность – круговоротом событий.
Жгучие ощущения сливались в агонию, но я продолжала вдыхать дым, сдерживая натиск.
Бессмысленные образы сплетались в таинственные слова.
Они говорили со мной:
Пропавшее дитя изменит то, что было,
Цепью судьбы связав себя с бойцами смерти;
Или Титанов род захватит землю,
И мир погрязнет в пламени войны.
Я распахнула глаза.
Мрачные предзнаменования отзывались горечью на языке, и пути вероятностей разбегались по костному мозгу во всем моем древнем теле.
Спартанский дар в моей крови требовал действий, а я никогда не избегала неприятного выбора. Поэтому я выжила, а мои соплеменники погибли.
Будущее балансировало передо мной на острой грани: апокалипсис и мир были двумя сторонами одной медали.
И выпасть могла любая из них.
Нужно было действовать. В конце концов, nullum magnum ingenium sine mixtura dementiae fuit.
Не бывало великого ума без примеси безумия.
Тяжело вдыхая дым и превозмогая боль в суставах, я поднялась на ноги и спотыкаясь побежала через поле, во дворец, где меня встретил длинный устланный белым мрамором холл.
Фиолетовые глаза и белые волосы отражались в висящих на стенах зеркалах, когда я проходила мимо.
Добравшись до двери из оникса, ведущей во внутренние комнаты, я толкнула ее, даже не постучавшись. Створки распахнулись.
Члены Федерации стояли на большой арене за золотыми трибунами и спорили.
Все разом повернулись ко мне.
Громыхнуло.
Все пали на колени.
Вынув трубку изо рта, я взмахнула ею в воздухе.
– Закон о замужестве, от которого мы отказались, нужно принять. Сегодня же, – прохрипела я. – Утвердить двадцать шесть лет как возраст обязательного вступления в брак.
Комната заполнилась негодующими голосами.
– Но речь шла о столетии! – прокричал кто-то. – Двадцать шесть – слишком молодой возраст для выбора единственного супруга на всю бессмертную жизнь!
Я подняла руку в воздух. Все замолчали. Сразу же.
– Это еще не все, – продолжала я. – Харон и Август должны стать профессорами в Горниле этого года.
Все недоуменно потупились.
– Зачем? – спросил Зевс, прищурившись. Преклонив колено, он стоял у трибуны в центре комнаты. Молнии сновали по его коже.