— Договорился я с мастерицей, возьмёт нашу Юльку, —
услышала я голос отца и затаилась.
Понятное дело, что разговаривал он с мамой. Сама я в это время
сидела под столом, скрытая скатертью. Забралась туда задолго до
того, как отец вошёл в дом. Честно говоря, я была настолько
увлечена, что не слышала, как вернулся обоз, как засуетилась мамка,
а братья повели лошадей на конюшню.
Занималась тем, что пыталась открыть бутылку с рыбьим жиром.
Утащить её с верхней полки буфета удалось легко, а вот откупорить
не получалось. Только деревянная пробка сидела плотно и никак не
вытаскивалась. Я, конечно, могла и зубами справиться, но тогда
остались бы заметные следы. Показывать то, что я пила из бутылки,
мне не хотелось. Рыбьего жира мамка давала всего по одной ложечке
раз в неделю, она планировала, что этой ёмкости хватит до конца
осени.
Кроме меня рыбий жир никто не употреблял. Да и мне бы не купили,
если бы деревенский знахарь не настоял. Зимой я сильно болела.
Неделю пролежала в горячке, потом ещё месяц передвигалась с трудом.
Мамке с уборкой по дому совсем не помогала, потому что в обморок
падала, даже если просто подметала пол. Вот тогда знахарь и сказал,
чтобы меня поили рыбьим жиром.
Такое лекарство мне чрезвычайно понравилось. Жаль, что отец это
дело сразу пресёк и заявил, мол, ему без разницы, помру я или нет,
а тратить лишние деньги на такое дорогое средство он не собирается.
Подобное отношение ко мне было вполне оправданным. Хотя мамка
любила и жалела, родной дочерью я не была. От меня никогда не
скрывали, что подобрали младенчика на лесной дороге. Отец хотел в
городской приют подбросить, а мамка упросила оставить «помощницу».
К тому времени в семье было пятеро сыновей, а вот дочки боги не
послали. Отец подумал, подумал и согласился. Предполагалось, что
девочка будет по хозяйству помогать, а когда придет пора выдавать
замуж, то тут можно сослаться на то, что не родная и приданого не
давать.
С первых же месяцев всё пошло не так, как планировал отец.
Ребёнком я оказалась хилым и слабым. До пяти лет чуть ли не каждый
месяц болела. Кроме того, по мне было видно, что настоящие родители
родом из Эриты. Я была белокожей, со светлыми кудрявыми волосами. К
восьми годам даже мне стало понятно, что шансов выйти замуж у меня
нет. По крайней мере в нашей деревне для меня женихов точно не
найдется.
И вот теперь, сидя под столом, я слушала решение своей судьбы.
Как оказалось, отец после ярмарки потратил два дня, выискивая, куда
бы меня пристроить. Городские часто брали детей из бедных семей в
услужение и даже платили родителям за ребёнка. Отец хвастался, что
сторговался за пять серебряных монет. Конечно, поискать ему
пришлось немало. Пекари отказывались брать девочку, горшечники
сразу интересовались физическим здоровьем, а просто прислугой я по
возрасту не подходила.
— Собирай Юльку. Завтра с утра Тим и повезет, —
завершил отец разговор.
— Да как же завтра? — запричитала мамка. — От
болячек ещё не отошла.
— Хватит! — хлопнул отец по столу ладонью.
От неожиданности я подпрыгнула так, что чуть не выдала себя, но,
похоже, родителей ничто не могло отвлечь.
— Сколько можно кормить эту приблуду?! — рявкнул отец.
— Толку от неё никакого, одни затраты. Собирай всё: и плащ,
что с меховой подбивкой, и сапоги, что по весне справляли. Поедет с
утра.
— Да как же дитятко… Да чужим людям отдать в
услужение, — продолжала причитать мамка. В этом месте я тоже
чуть не всхлипнула. Мне иногда казалось, что меня мамка любит
больше родных сыновей.
— Я сказал не в услужение пойдёт, а к мастерице. На пять
лет, — более спокойным голосом пояснил отец.
— На пять лет за пять серебряных монеток?
