В глаз беспощадно светил белым светом
шар, подвешенный инквизитором в воздухе аккурат над моей
головой.
- Не вижу ни чего странного. –
сообщил врач в черной маске с вороньим клювом, завершив мой осмотр.
– Обычная женщина. Просто человек.
- Тогда, что у нее с лицом? – подала
голос хозяйка дома, коренастая полная женщина лет сорока пяти, с
темными волнистыми коротко подстриженными волосами без малейшего
намека на седину, густыми, смыкающимися на переносице бровями,
почти черной родинкой на щеке и усиками над верхней губой.
Так и подмывало спросить: «А у
тебя?», но я благоразумно промолчала. Присутствующие в комнате были
явно не на моей стороне.
- Это точно не Обия? – не унималась
женщина.
- Успокойтесь, госпожа Потапчук. – в
беседу вступил инквизитор, до этого стоявший в стороне и ожидавший
окончания медицинского осмотра. – Она не одержима злым духом. Как и
сказал доктор Клаус – она обычный человек. Как она оказалась в
вашем доме?
- Вломилась, как воровка, пока нас не
было дома! – возмущенно вскрикнула женщина. – Завалилась в постель
Мишани и перепугала его до полусмерти! Он так кричал, так кричал! –
при этих словах уголки губ инквизитора едва дрогнули. Бьюсь об
заклад, если бы в комнате не было столько народа, он бы ехидно
улыбался, а то и сказал какую сальную шуточку в адрес Мишани. Жаль,
но лицо мужчины почти полностью скрывал капюшон черного плаща. – Я
думала, она душу из мальчика вытрясет!
- Сташа! – резко осадил ее сидящий в
кресле супруг. Дородный, уже начинающий лысеть, мужчина - косая
сажень в плечах, с мягким пивным животиком этак месяцев на восемь
при условии многоплодной беременности.
- Мама! – одновременно с ним
воскликнул двухметровый детина, тот самый Мишаня, уродившийся
одновременно и в маму, и в папу, отложивший на боках изрядные
запасы на зиму, но пока не успевший отрастить живот.
- Расскажите подробнее, но без
неуместных эмоций, госпожа Потапчук. – инквизитору не терпелось
закончить опрос, установить виновного и откланяться. – Что из вещей
пропало?
- Ничего не пропало… - как-то
неуверенно произнесла госпожа Сташа.
- Тогда почему вы решили, что она
воровка? – подводил итог инквизитор. - Ничего не пропало – нет
кражи, все живы-здоровы – нет убийства или покушения. Одержимости
тоже нет. Мне можно спокойно убраться из этого дома.
- Подождите! – Госпожа Потапчук вдруг
вспомнила важную вещь. – Каша пропала! Она съела Мишанину кашу!
Инквизитор чуть не подавился от
такого поворота событий. Я криво улыбнулась правой стороной губ.
Трагедия в семействе Потапчук. Маша съела кашу. Кажется, мужчину
посетили схожие мысли.
- Что-то еще пропало? – спросил он у
госпожи Сташи.
- Не то, чтобы пропало… Но, когда мы
уходили на прогулку перед ужином, мебель стояла по-другому. -
задумалась хозяйка.
Ну да. Посидела немного на стуле.
Первый был слишком жесткий, второй – противно скрипел и шатался
(тоже, кстати, на ладан дышит), а последний держался на таких
соплях, что развалился до того, как я успела попробовать кашу из
синего фарфорового тазика.
- Она сломала Мишанин стульчик! –
продолжала заламывать руки госпожа Потапчук. – Разбила его любимую
мисочку. И испачкала покрывало на кроватке в спальне. Идемте,
покажу!
- Мама! – протестующе взревел
великовозрастный Мишаня.
Как же я тебя понимаю, парень! Я бы
тоже постеснялась показывать такую спаленку посторонним. Сама
выбрала ее для дневного сна, решив по обоям с розочками, обильному
количеству плюшевого зверья и балдахину с кружавчиками, что это
спальня маленькой девочки, предпочитающей двухместные кровати… Но
этот необычный сон оказался полон сюрпризов.
Я все понимаю. Профдиформация и все
такое… Постановка «Трех медведей» должна была стать моей дебютной
режиссерской работой в театре кукол. И мишки с завидной частотой
снились мне уже месяц.
