В детстве у меня никогда не было попугая. Даже маленького, волнистого. А как хотелось! Не собаку, не кота, не черепаху, не хомячка, а именно попугая. Чтобы он кувыркался на жёрдочке, кривлялся перед зеркалом и разговаривал.
И вот я, бородатый дядька, стоял тёплым сентябрьским вечером посреди зоомагазина и разглядывал попугаев всех цветов и пород. И чем дольше я их разглядывал, тем больше думал о том, что если бы мне в детстве кто-нибудь подарил попугая, я был бы безмерно счастлив. Думал я об этом неспроста. Сашке, моему сыну, сегодня исполнялось пять лет. И я решил, что если он вместо машинки или пистолета получит в подарок живого попугая, то, наверное, тоже очень обрадуется.
Какого же взять? Может, красного, с хохолком? Или того синего, без хохолка, но очень громкого? Я долго выбирал, стоя у клеток с птицами. И остановился в итоге на маленьком жёлтом с чёрными точками на крыльях и хвосте и белым пятном на груди. Этот попугай сидел в углу большой клетки чуть в стороне от остальных. Он время от времени пощёлкивал клювом и смешно вытягивал шею, словно думал, что он и не попугай вовсе, а какой-нибудь жираф.
Окрас попугая тоже слегка напоминал жирафа. И за эту расцветку и вытянутую шею мы в семье дружно прозвали его Жирафчиком.
Подарок мой попал не в бровь, а в глаз. И глаз у Сашки, а точнее, оба глаза, когда он схватил клетку с попугаем, заблестели тем самым безмерным счастьем, каким, наверняка, заблестели бы и мои глаза, если бы кто-нибудь в детстве подарил мне попугая.
Сашку теперь оторвать нельзя было от клетки с Жирафчиком. Целыми днями он кормил его, чесал ему соломинкой перья, подвешивал в клетку игрушки, учил разговаривать.
– Скажи: Жи-раф-чик, Жи-раф-чик, – старательно выговаривал Сашка, сидя перед клеткой.
А попугай в ответ.
– Чик-чик-чик!
– Пап! Он уже конец своего имени выучил!
– Молодец! Тренируй дальше, – сдержанно похвалю я сына.
А сам-то радуюсь не меньше. Попугай! Наш! Настоящий! А вдруг и в самом деле заговорит! Но чувства свои скрываю.
Сашка тренировал Жирафчика почти полгода. Но кроме «чик-чик-чик», попугай больше ничего так и не выучил. Сашка не терял надежды и пытался учить его всё новым и новым словам.
Как-то вечером возился он с Жирафчиком и вдруг спросит меня.
– Пап!
– Чего?
– А попугай – это же птица?
– Конечно, птица.
Сашка задумался и почесал затылок.
– Пап!
– Что?
– Так ведь птицы-то летать должны.
– Должны, – согласился я.
– А наш Жирафчик только по клетке скачет. Ему, наверное, очень полетать хочется. Может, он от того, что не летает, грустит. Выпустим его немного полетать, а?
– Ну, давай, выпустим.
Когда мы открыли дверцу, попугай испуганно забился в угол клетки. Там он сидел минуты две или три, вытягивая шею и сердито чирикая. Но вот любопытство взяло верх над страхом. Жирафчик подскочил к выходу и стукнул клювом по крайним прутикам. И тут же отскочил.
Так он повторил ещё пару раз. А потом – скок и выпрыгнул из клетки. Прищурился, посмотрел направо, налево, раз – и уже на люстре, два – и уже на диване!
– Летает! Летает! – закричал сын.
С тех пор мы каждый день выпускали Жирафчика полетать.
Прошло ещё несколько месяцев. Наступила весна. Мы всё чаще приносили себя в жертву на дачном участке и всё реже занимались телепоклонничеством. Но телевизор временами всё же съедал час-другой нашего времени. Так было и в ту пятницу. Мы с женой устроились перед экраном. А Сашка… Он не променял бы Жирафчика и на тысячу телевизоров сразу. Конечно же, он возился у себя в комнате с попугаем.
