Пролог. Марсель Лемер: торговец чужими судьбами
Сказать, что кто-то знал Марселя Лемера – значило бы солгать. Его имя не значилось в реестрах, никто не помнил, когда он появился в городе. Он просто был. Как старый мост, как случайное дуновение ветра в тишине. Его лавка, затерянная в переулке, где не ловит телефон, а фонари горят тусклым чветом, словно на старом фото, – носит простое название:
«Лавка Марселя».
Марсель не рекламировал свои товары. Он не пытался ни чего продать. И никогда не называл цену – хотя платили всегда. Иногда – деньгами. Иногда – временем. Иногда – воспоминаниями.
Он был высоким, сухощавым стариком с походкой, в которой не было возраста. Его волосы были серебристы, но не седые. Скорее – светились, как иней на стекле. Он говорил мало, а когда говорил, казалось, будто его голос звучит не в комнате, а внутри тебя. И главное – его глаза. Янтарные, тусклые как у хищника, который давно потерял интерес к охоте, но никогда – к наблюдению.
Ходили слухи, что лавка появляется не всегда. Кто-то говорил, что пришёл к ней – и не нашёл. Другие утверждали, что входили туда не через дверь, а будто «проваливались» в неё, просто свернув за угол. Некоторые утверждали, что видели её в других городах. В других странах. С тем же названием. С тем же стариком.
Марсель никогда не опровергал и не подтверждал. Он просто смотрел. И, если человек действительно искал что-то – не предмет, а потерянную часть себя, – он поднимал палец, шёл вглубь полок и приносил вещь. Самую обычную. Иногда – треснувшее зеркало. Иногда – фарфоровую куклу. Иногда – ключ. Или часы, которые идут вспять.
– Это не то, что ты хочешь, – говорил он. – Это то, что тебя ждёт.
Люди спрашивали:
– Для чего мне это?
– А вы точно хотите это знать? – отвечал он.
После покупки в жизни покупателя происходили изменения. Кто-то возвращал любовь. Кто-то уезжал навсегда. Кто-то просыпался и начинал плакать. Однажды мужчина, купивший у Марселя заколку своей давно умершей жены, через три дня исчез. Его нашли в другом городе, где он начал жизнь заново, будто предыдущую вычеркнули.
Но сам Марсель… казался неприкосновенным. Ни возраст, ни время, ни смерть не касались его. Ходили легенды: он был аптекарем в 18 веке. Фокусником в кабаре. Смотрителем часов, что шли только в обратную сторону. Люди спрашивали у него, кто он, и он иногда улыбался:
– Я? Я – просто тот, кто помнит, что было забыто.
Иногда он исчезал на недели. Оставлял табличку: «Закрыто на прошлое». Иногда покупатели, возвращаясь, находили лавку с другим фасадом, другим освещением – как будто она отражала их внутреннее состояние. В его присутствии время текло иначе. Некоторые утверждали, что были внутри 10 минут, а на улице прошли часы. Другие – что наоборот.
Марсель никогда не спрашивал, зачем пришли. Он знал. Иногда он смотрел на человека и кивал – как будто в его глазах промелькнули кадры чужой жизни. В эти моменты он был не просто стариком. Он был… свидетелем. Не судьёй. Не советчиком. Свидетелем пересечений судеб и вещей, через которые эти судьбы могли быть переписаны.
Главное правило «Лавки Марселя»: каждый предмет можно продать только один раз. И вернуть – нельзя.
Кто он? Откуда вещи? Почему они работают?
Ответов нет. Только истории.
И всё начинается со звонка над дверью. Звонка, который ты услышишь только однажды.
Зеркало, которое не отражает
Николь пришла не за вещью – она просто шла домой другой дорогой. С работы, как всегда. Уставшая, но собранная. Серые брюки, тёмный плащ, волосы собраны в пучок. На ней всё кричало: «Я знаю, кто я». Но внутри, под одеждой и ролями, – тишина. Такая, как в квартире, где давно не включали свет.
Она заметила лавку случайно. На углу, где раньше вроде бы был булочник. Потёртая вывеска:
