№ 2. Сокровенный наследник.
Всякий раз, когда Холмов вспоминал эту историю, он восклицал: "Какая женщина! Какой ум!".
Это дело случилось – а так правильно говорить "дело случилось"? – в самом начале моего сотрудничества с Холмовым. Сейчас вспомнил, что как только я услышал, что есть подработка – прикрывать парнишку, то есть Холмова, который занимается частными расследованиями – я подумал, что речь идет о юном решале, которые утрясает разные вопросы, пользуясь родственными связями. Но этот бегал, суетился, задавал вопросы по делам.
Правда на встрече с этой женщиной Холмов практически не проронил ни слова. Обычно он затыкается, когда обдумывает какое-то дело. На той встрече задавать вопросы не было необходимости. Женщина смотрела то в мое , то в Холмово лицо, сама задавала уточняющие вопросы и сама отвечала. Дело было банальное – у нее пропал муж. Когда я сказал ребятам на старой работе, что теперь, на пенсии, подвизаюсь в частном сыске, ребята загоготали и попросили у их жен заказы не брать и на голубом глазу говорить, что они – верные мужья. Обидно, но справедливо. Я хотел было сказать ей, что надо было к частным сыщикам обращаться до исчезновения мужа, как все делают, но сдержался. Настроение мое испортилось. Я тогда уже начал вести блог. Где-то в интернете я прочитал, что чтобы раскрутить блог, надо в него писать каждый день. Но дела у нас не часты, и что вот про такое дело писать? Муж загулял? Я почему-то сразу был уверен, что муж жив, и с ним ничего страшного не произошло.
Я тогда еще не записывал разговоры по делу на телефон и не делал заметки сразу после них. Но хорошо запомнил одну фразу , когда она рассказывала про свою работу, представляясь нам:
– Я занимаюсь тем, от чего с ужасом и отвращением отказывают все, и мужчины и женщины: внимательно читаю инструкции и документацию. Если документацию читает каждый десятый, то инструкции по эксплуатации – никто и никогда. И хорошо все написанное представляю.
Как я понял, она работала чем-то вроде аудитора, но не просто ковырялась в цифрах компании, а изучала, как поставлены дела , докапывалась, на чем они реально зарабатывают и зарабатывают ли. Когда речь шла о том, чтобы в какой-нибудь бизнес вложить большие бабки, то инвесторы и банкиры нанимали консалтинговую компанию, в которой она работала, а компания отправляла ее в главе десанта коллег проверять такой бизнес.
Разумеется она рассказывала, как несколько дней обзванивала друзей мужа, больницы, морги, полицейские участки. Рассказывала кратко, в одних и тех же выражениях. При этом она водила пальцем в воздухе словно по строкам. На этом логичная и внятная часть ее рассказа закончилась, а дальше началось безумие. Говорила она складно, но что она говорила! Она говорила, что ее муж не программист, а наследник богатой и влиятельной семьи, живущей за границей. Нет, он программист, но еще и потомок богатого и аристократического рода, тщательно скрывающий это. И его исчезновение скорее всего связано с борьбой за наследство. Конкретных слов ее я уже не помню, но он постоянно упирала на его благородные манеры. В полиции она об этом, разумеется, говорить не стала, сказала это только нам. И, вообще, она не хочет широкой огласки этой истории, особенно, чтобы узнали на работе. Помню, что у меня… я уже говорил, что у меня испортилось настроение? Значит еще сильнее испортилось. Если ее забухавший виконт сам не появится в ближайшие дни, то полиция пороется в своих закромах и вытащит на свет божий его сиятельство – без денег и документов – только-только пришедшего в себя после недельного загула.
Я посмотрел на Холмова. Тот, кажется, тоже понял в какую ситуацию мы попали. Он не собирался задавать вопросы и просто сидел. Может быть он привык к такому положению, когда деньги появляются нерегулярно, но мне было очень неуютно. Как говорили наши старшие товарищи, привычка к ежемесячному жалованию – она сильнее привычки к табаку. Уволиться мне пришлось рано, и, не смотря на подбитую ногу, пенсия была крошечной. Поэтому я решил, что пора сражаться за предоплату гонорара.
