– Здесь отпевают королевскую стражу?
В дверь небольшого медицинского кабинета, арендованного мной на
старинной улице столицы, заглянула чья-то морда. Поросшая черным
волосом вплоть до глаз, мужская морда излучала озабоченность и
нездоровое возбуждение.
– Угу, и отплясывают, – хмуро заметила я, заполняя амбулаторную
карту. – Я целитель, а не священник, любезнейший. И вообще, вон из
медпункта!
Любопытную морду снесло, как ветром. С уличной стороны двери
висит огромная табличка, разукрашенная, как пасхальное яйцо: «Обед,
просьба не беспокоить». Я повесила её сразу, как только подписала
договор об аренде бывшего торгового помещения на первом этаже
жилого дома. И каждый месяц предупреждающая фанера обрастала
подробностями: «Совсем не беспокоить», «Пока не поем – не открою»,
«Умирающим в живую очередь» и «Если дышит – подождет». Две такие же
таблички, разрисованные по самую рамку, висят на стене в обеденном
закутке, как память о предыдущих местах работы: школе для
трудновоспитуемых оборотней и госпитале для новорожденных
фениксов.
Первая красовалась отпечатками мелких клыков, вторая –
обугленными дырами. Я с ностальгией обернулась на таблички и
философски вздохнула. Всё равно лучше, чем в муниципальной
поликлинике в Сыктывкаре.
Интересно, мою пропажу списали на побег или на похищение? Хотя
кому нужен среднестатистический терапевт, похожий на очковую кобру.
Канула в небытие, романтично оставив после себя след из жалоб и
объяснительных.
– Эрла-целительница, мы все понимаем, – глухо прогудело из-за
двери. – Но тут особый случай.
Каждый случай у них особый: и диарея после некипяченой воды, и
зверское кровотечение из порезанного пальца. Даже пузырек зеленки и
рулон ваты, оставленные в ящике за дверью, не убеждали пациентов
оказать себе первую помощь. Обязательно присутствие лекаря,
внимательно следящего, как перепуганный пациент старательно
пачкается в бриллиантовом зеленом.
– До конца обеда двадцать минут, уважаемые эрлы, – сварливо
откликнулась я, против воли приподымаясь со стула и выглядывая в
окошко. – Если пациент еще дышит, терпите.
На улице топтался отряд королевских гвардейцев. Характерная
форма, высоченный рост и озабоченное выражение лиц вынудили меня
почесать копчик от дурных предчувствий. Нет-нет, знать не желаю их
жалобы. Единственные, к кому я срываюсь незамедлительно в любой
ситуации – это мои роженицы, добросовестно поставленные на учет и
приходящие на консультации. Всех беременных девочек в Золотом
квартале Порт-о-Фердинанда я знаю наперечет. Вторник и пятница
отданы для многочисленных будущих мамочек, по летнему времени
прибывающих косяком: многие хотят разродиться осенью, в сезон
урожайности и довольствия. Во-первых, будет чем накормить гостей.
Во-вторых, щедрая природа под шумок уборки хлеба и овощей поможет
женщинам родить быстро и безболезненно.
– К тому же, вас толпа и все без бахил. Мой кабинет не вместит
вашу братию.
– А-а-а, так пациент всего один! – обрадовались за дверью.
Послышалась возня, кто-то выругался и тут же словил подзатыльник от
товарищей. – И он уже не дышит.
Печенки-селезенки! Это меняет дело. Несмотря на отсутствие
жестких проверяющих и выговоров за потерянных пациентов, оставлять
снаружи умирающего оборотня – дело гнилое. Никто не осудит меня за
то, что под дверью скончался горожанин – пока не заплатил мне
денег, я не обязана его лечить. Однако русский врач знает прописную
истину: выживший пациент – залог здорового аппетита и крепкого
сна.
Хотя на эти двадцать минут обеда были грандиозные планы:
заполнить сегодняшние карты, составить график профилактических
выездов на дом к человеческим малышам и накрутить ватных тампонов,
разлетающихся, как горячие пирожки.
