ЧАСТЬ 1.
ЖЕСТОКИЕ ИГРЫ
Light is easy to love. Look in my
darkness [изменен. R. Queen]
Я сбежала от Йарры через три дня после нашей первой ночи. И нет,
совсем не потому, что в первый раз он был груб. Наоборот — нежен.
Ну, насколько это возможно при одержимости флером…
Помню, ночь была душной и по груди, по шее стекали капельки
пота.
Я тогда совсем не умела шнуровать корсажи, и вся моя решимость
закончилась примерно на втором ряду, когда атласные завязки
обвились вокруг пальцев. Я краснела, дергала их, чувствуя себя
круглой дурочкой, и на глаза наворачивались злые слезы — мало того
что мне приходится раздеваться перед графом, так еще и…
— Я помогу.
Я даже не заметила, как он подошел, — босиком Йарра двигался
совершенно бесшумно. Мужские руки быстро справились со шнуровкой и
потащили платье вниз, лаская обнажающееся тело. Магическая
татуировка рода в виде оскалившегося волка на его груди искрила,
больно покалывая кожу, а на ум так некстати пришло, что ладонь,
сейчас лежащая у меня на животе, способна проломить деревянный щит.
Я вцепилась в шелк платья, не позволяя ему сползти ниже.
— Трусиха…
Я стояла посреди комнаты, опустив голову и прячась под волосами.
Йарра обошел меня, остановившись за спиной. Его ладони легли мне на
плечи, огладили их, пробежались вдоль ключиц, собрали локоны в
горсть, заставив наклонить шею вбок и назад. Горячий рот оставлял
жаркие следы на моей коже, а когда его губы прижались к бьющейся на
шее жилке, я не выдержала, всхлипнула, силясь вырваться.
Граф не позволил, накрыл мой рот поцелуем, заглушая вскрик,
прикусил и тут же лизнул губу, ловя мое дыхание. Хорошо помню свои
ощущения тогда: липкий шелк платья в горсти, морозные уколы
татуировки в ладонь — я уперлась в его грудь, пытаясь сохранить
расстояние между нашими телами, — свою лихорадочную дрожь и
давление его твердых губ. Руки Йарры скользнули по обнаженной
спине, сжали ягодицы, притиснули меня к его бедрам.
— Моя Лира…
Я закрыла глаза, чтобы не видеть его темного от страсти взгляда,
даже отвернулась, а он развел мои руки в стороны, и ничем не
удерживаемое платье сползло, алой лужицей растеклось по полу.
Остались лишь чулки и туфли с пряжками на щиколотке — розочки
застежек показались мне невероятно глупыми.
Йарра положил меня на кровать, попытался вовлечь в любовную
игру, но я лишь комкала простыни, заставляя себя лежать смирно.
Сперва графа забавляло, как я вздрагиваю и дергаюсь от легчайших
прикосновений, потом стало раздражать.
— Что же ты как кукла…
Тяжесть мужского тела мешала дышать. Жесткие мозолистые ладони
сжали холмики груди, жадные губы вобрали одну розовую маковку,
потом другую. Посасывали, пощипывали, тянули, пока я не начала
стонать. Йарра спустился ниже, целуя живот, бедра, его горячее
дыхание опалило промежность, и мир взорвался.
— Не надо!
Я выгнулась, упираясь в его плечи, пытаясь оттолкнуть, оторвать
от себя. Его язык творил что-то невообразимое, неправильное,
греховное. Я вся превратилась в один оголенный нерв, извиваясь под
графом. Никогда не думала, что он способен на такое… Что я способна
пережить такие ощущения. Томление нарастало, я, растеряв всякий
стыд, прижимала его голову к бедрам, двигалась навстречу его губам
и, кажется, просила не останавливаться.
Помню яркую вспышку удовольствия и сладкую судорогу, скрутившую
тело, помню, что горло пересохло, — я часто дышала и никак не могла
надышаться, помню довольную улыбку графа, странный, чуть
солоноватый вкус поцелуя, короткую боль и непривычное ощущение
наполненности.
Йарра наконец-то дал себе волю. Стиснул меня в объятиях так, что
я охнула, его хриплое дыхание вырывалось сквозь сжатые зубы, а губы
впивались в мою шею и грудь. Наконец он застонал и обмяк, придавив
меня к матрасу.
