Глава 1
Москва 15 января 2008
Сон. Яркий, тягучий, обволакивающий. Он не дает ступить и шагу, сковывает движения, парализует мысли. Чувства, плененные паутиной образов, в панике рвутся на свободу. Холод пронзает сердце, оставляя ноющие отпечатки боли. По телу распространяется сладкий яд немощи. Краткий миг, озарение, острое желание скорой смерти. Она принесет долгожданное облегчение. И снова страх. Он сжимает горло, не давая стонам вырваться на свободу. Взрыв! В сияющих осколках ледяного ужаса мечутся отражения снов. И медленно тают, сдавая позиции подкрадывающейся тьме.
Дрожь сотрясает тело. Противный пот холодит кожу рук, шею и затылок. Пальцами ощущаю неприятную шершавость ткани. Пробую открыть глаза. Веки, будто налитые свинцом, не поддаются. Ресницы, кажется, слиплись намертво. После третьей попытки яркий свет режет острым металлом. Визг боли заставляет вибрировать все тело. С жадностью втягиваю в себя воздух, но не могу толком вздохнуть. В ушах нарастает шум. Через секунду он уже рвёт барабанные перепонки. Грудь раздирает от нестерпимой боли.
Новая боль: резкая и кратковременная. В руке. Укол? Визг в голове начинает стихать, тело расслабляется. Волна теплого небытия укутывает меня ватным одеялом. Я с наслаждением поддаюсь тошнотворной круговерти цветных пятен.
И снова нарастает звук, в этот раз довольно мелодичный. Колокола? А вот тело становится неприятно тяжелым. Словно колокол – это я. Воздух вибрирует, вовлекая меня в круговорот звука. Бом! Неутихающий гул сжимает виски приступом мигрени. Я содрогаюсь в ожидании очередной боли.
Медленно, едва справляясь с тяжестью непослушных век, приоткрываю глаза. Густой мрак выползает из углов квадратной комнаты. С ним отчаянно борется точечный свет маленького ночника. Окно справа зияет глубокой чернотой, изредка протыкаемой тусклыми лучами света далеких фар. Куцая, застиранная до серости занавеска пытается стыдливо прикрыть нижнюю часть рамы. Стены скалятся глубокими трещинами, а потолок украшает огромная люстра с множеством лампочек. Хрустальные висюльки поблескивают в свете ночника, покачивающиеся ряды бус отражают свет фар, рассеивая блики по облезлой краске стен. Неуместная роскошь посреди обыденной убогости.
Мерный звук слева действует на нервы. С трудом поворачиваю голову, в шее раздаётся тонкий противный хруст. Ощущаю, как резко пересохло в горле и облизываю с губ металлический привкус. Чтобы прогнать так некстати пришедшую дурноту, стараюсь дышать глубже и непонимающе пялюсь на прибор величиной с тостер. По темному экрану периодически пробегает белесая волна, и тут же тишину пронзает тот самый раздражающий меня писк.
Видимо, я в больнице. Но что я тут делаю? И как сюда попал? Кожу на лице стянуло, волосы на затылке, казалось, приподнялись. Одна мысль вытесняет ворох бестолковых образов: а кто это – я? Все, что я о себе помню, это шершавое прикосновение к накрахмаленным простыням и резкий свет в глаза. Память отказывается выдать мне даже имя! Дыхание учащается, на что немедленно отзывается надоевший прибор на тумбочке. Протягиваю к нему руку, но обнаруживаю, что привязан к кровати…
Может, это психушка? Писк над ухом раздаётся уже почти непрерывно. От отчаяния я сжимаю кулаки. Что-то соскальзывает с пальца. Тишина обухом ударяет по натянутым нервам. И тут слух улавливает глухие шаги. В голове тут же возникает образ шприца. Я стараюсь успокоить дыхание. Вдох резкий, словно всхлип, и долгий выдох, небольшая пауза перед новым вдохом. Удивительно, но грудь почти сразу перестаёт разрывать от боли, мельтешение перед глазами отступает, дыхание выравнивается. Откуда я знаю, как это делается? Впрочем, сейчас это не важно. Главное, что сработало. Очень не хочется еще раз погружаться в мучительный наркотический сон.
