Люди-пчелы, это определенно не те, кто живет с девизом по жизни
— пришел, увидел, победил, как некоторые гении. А те, кому
приходится часто и много трудиться, чтобы хоть чего-то добиться в
жизни.
Вот и я такая,
маниакально-трудолюбивая, вечно уповающая на совесть работодателя.
Однако меняла работу за работой, а она все никак не обнаруживалась
ни у первого, второго, ни у двадцать пятого в череде беспрестанных
мест, офисов, в которых я вкалывала, пока меня не вытесняла
какая-нибудь коллега, если не сказать словечко из матерного
арсенала, не начинали травить завистники, и наконец, (классика
жанра) пока я не прогибалась под руинами рутинной работы, которую
на меня неподъёмными горами водружало само руководство, а иной раз
даже сотрудники одного со мной ранга.
И вот в один из таких гадких дней,
как раз после увольнения, я стояла на мосту и молча плакала, утирая
слезы и сопли платком. Пока те не высохли сами под освежающим
ветром, набегающим с воды, и не начали щипать кожу.
Гудзон, раскидистая, берущая начало
в Адирондакских горах, река протянулась через весь штат. Она
безмолвно текла под моими ногами на расстоянии добрых пятидесяти
футов. Для чего строили такой высокий мост, хоть убейте, не пойму.
Выйдя из берегов, Гуд скорее затопит башню Трампа, находящуюся в
низине Манхэттена, нежели дотянется до этой дороги.
Рядом со мной на металлическом
парапете стоял непочатый термос с кофе, который я пила изо дня в
день уже, как водичку, ибо давно не спасал.
Три кредитки были выжаты в ноль, и
срок оплаты аренды неумолимо приближался. А та не в первый раз
пугала меня своим размерами за какую-то мизерную студию на третьем
этаже, не имеющую даже собственного выхода в подъезд. Каждый божий
день корячусь на пожарной лестнице, а владелице только бы цены
повышать.
Желая хоть как-то заработать,
хозяйка двухкомнатной квартиры разделила её на два помещения,
выделив в ту часть, что арендовала я, туалет, оборудовав его
стоячим душем, и на том успокоилась. Даже раковины у меня не было.
Зеркало и вовсе висело прямо над сливным бачком. Куда я и водрузила
косметику, или ее жалкое подобие: тональный крем, пудру и филер.
Роскошь, без которой я никак не могла обойтись, потому как мои
синяки под глазами ставили меня в один ряд с наркоманами и алкашами
в лице нового нанимателя.
Нью Йорк — оплот карьеристов и
подлецов, и самых худших из них подлецов-карьеристов, не щадил
никого. Ни красивую блондинку, приехавшую покорять город своей
красотой, ни девушку “Пеппи Длинный Чулок”, закончившую с отличием
какое-нибудь престижное заведение, кроме Гарварда и иже с ним Йеля.
Эти два названия и по сей день вызывают у меня изжогу перманентно.
Ведь все мои руководители так или иначе с ними связаны. Кто-то даже
умудрялся хвалиться просто двухмесячными курсами, которые прошел на
каком-нибудь гуманитарном факультете. Гады! Выкинули меня с работы,
полностью не расплатившись.
— Уроды!!! — я выдохнула с нажимом
то, о чем давно мечтала, и тут же испугалась, потому как рядом со
мной неожиданно оказался мужчина в дорогой кожаной куртке, стильных
штанах от именитого итальянского бренда, и в не менее дешевой
водолазке, тоже черной, кстати.
Ходячий манекен облокотился руками о
перила и устремил свой взгляд вдаль.
— Прыгнешь? — спросил он,
бесцеремонно откручивая крышку моего термоса и заглядывая своим
непомерно длинным носом внутрь.
Шучу, конечно, профиль у него – что
надо, да и нос вполне себе красивый, с небольшой горбинкой.
— Вкусный, — сделал вывод объект
моего тайного исследования, опробовав кофе, — в меру сладкий, в
меру крепкий, ты — бариста?
— Н-н-нет, я всегда такой себе варю.
Без него уже жить не могу.
