Глава первая: Приказ, который страшнее бандитской обрезы
Участковый уполномоченный полиции старший лейтенант Степан Игоревич Дубаков пребывал в состоянии, которое на профессиональном жаргоне именуется «полный штиль и благодать». В его районе – а это был спальный массив «Солнечные Борщики» – царила почти неестественная тишина. Две бабушки у подъезда мирно обсуждали недостатки третьей, а не местные хулиганы; подростки гоняли на велосипедах, а не на угнанных автомобилях; даже местный алкоголик дядя Коля, обычно промышлявший сбором цветного металла, пребывал в состоянии вынужденной трезвости, ибо накануне Степан лично сдал его в вытрезвитель, дабы тот не заснул в сугробе и не отправился к праотцам.
Сам Степан, восседая на своем потертом служебном стуле в кабинете, больше напоминающем склад конфиската, наслаждался моментом. Он допивал третью чашку чая, заваренного в пакетике с гордым названием «Аристократ», и мечтал о том, чтобы этот день окончательно и бесповоротно канул в лету, не омраченный никакими происшествиями. Мысли его витали где-то между планом на отчетность и грезами о горячей отбивной с жареной картошкой.
Эту идиллию нарушил стремительный вход его непосредственного начальника, подполковника Виктора Аркадьевича Крутова, человека с лицом, словно высеченным из гранита вечным недовольством. Он нес в руках не папку с делами, а какой-то яркий, подозрительно жизнерадостный глянцевый журнал, что уже само по себе было зловещим знаком.
– Дубаков! – прогремел подполковник, отчего Степан вздрогнул и чуть не расплескал свой «Аристократ». – Встать! Боевая задача!
Степан вскочил, автоматически приняв стойку «смирно», хотя в глубине души надеялся, что речь идет о поимке очередного воришки картошки из ларька «У Галины».
– Товарищ подполковник, участковый уполномоченный полиции старший лейтенант Дубаков к выполнению служебного долга готов! – отрапортовал он, загодя чувствуя подвох. Крутов никогда не использовал слово «задача» в отношении чего-то простого.
Крутов швырнул журнал на стол. Тот весело шлепнулся рядом с чашкой, распахнувшись на странице, где улыбающиеся молодожены кормили друг друга тортом. На обложке красовалась надпись: «Свадьба. От первого взгляда до первого крика “Горько!”».
– Что это, товарищ подполковник? – растерянно спросил Степан.
– Это, Дубаков, твой новый боевой устав! – провозгласил Крутов и, тяжело вздохнув, опустился на стул напротив. – Садись. Говорить будем откровенно. Как мужчина с мужчиной.
Степан сел, чувствуя себя так, словно его вызвали на ковер за неповиновение приказу, хотя он не мог вспомнить, чему именно не повиновался.
– Степан Игоревич, – неожиданно мягко начал Крутов, что было пуще громких криков. – Ты у нас работник, что надо. Оперативник от бога. Преступность в твоем районе боится тебя пуще огня. Но есть один нюанс.
– Нюанс, товарищ подполковник? – переспросил Степан, насторожившись.
– Нюанс. Ты, Степан, – старый холостяк.
Дубаков опешил. Он ожидал чего угодно: проверки, нового громкого дела, внезапного визита прокуратуры. Но не личной жизни.
– Товарищ подполковник, мое семейное положение… это мое личное дело, – попытался он возразить.
– Было личным! – рявкнул Крутов, снова переходя на привычный режим. – А теперь стало делом государственной важности! Ну, по крайней мере, важности нашего отдела. Смотри сам.
Он ткнул пальцем в сводку, лежавшую под свадебным журналом.
– Наш отдел третий год подряд борется за звание «Лучший по благоустройству служебного быта». Конкурс комплексный. Туда входит и раскрываемость, и отчетность, и, внимание, – социальный облик сотрудника. А социальный облик одинокого, немолодого уже участкового, который живет на съемной квартире и ужинает консервами, по мнению высокого начальства, выглядит… как бы это помягче… уныло!
