Меня зовут Эстия. Эстия Морель. Я – жена Хелиуса Мореля. Бывшая супруга его сына. Дочь его врага – чёрного колдуна Эстена Арьени и странной валькирии Сиггрид Хильде Бьёрк. А ещё я – бывший оборотень.
Мне – 27 лет. Моему мужу – 55.
Но какое это имеет значение? Моя сказка – неправильная. В правильных сказках принцессы не меняют принцев на вдовых королей. В правильных сказках оборотни не выходят замуж. В правильных сказках…
Ложь там. Одна сплошная ложь. Глупая и опасная. От которой одни беды. Потому что неокрепшие умы, слушая эту ложь, привыкают верить в это.
В «замуж за первого встречного принца», в «жили долго и счастливо», в «любовь до гроба». А ещё в то, что на войне – подвиг и слава, а в застенках врагов можно гордо молчать и вернуться героем.
Я не была на войне, но была с теми, кто оттуда вернулся морально искалеченными. Зато я была в застенках. Длинный бугристый шрам с тех времён уродует мою правую руку. С тех времён, когда от соприкосновения с моей кровью плавилось и кипело серебро…
Эти времена прошли. А шрам остался. И память, выжженная, фигурально выражаясь, калёным железом на моём теле.
И кашемировая накидка. И метательные ножи. И кольцо с изумрудом. И это невероятное «леди Эстия», от которого у меня внутри всё тает и воспламеняется одновременно.
Хелиус. Человек, несколько раз сломавший мою жизнь, как сухую веточку. Человек, умнее которого я не встречала.
Человек, которого я люблю.
Именно люблю. Впервые в жизни. Невзирая на здравый смысл и на осуждение со стороны многих.
Пусть осуждают, если ни на что другое не способны. Легко судить – со стороны. Легко размышлять, как надо, как положено и как правильно. Вот только легко ли жить в этих узких рамках?
Не знаю. Видимо, сложно – раз уж в мой адрес льётся столько грязи. Где-то же они её взяли? Видимо, в своей душе. Каждый делится тем, чем богат. Мои завистники выдают себя с головой.
А я… Я переживу и это.
Право слово, быть оборотнем – куда тяжелее, чем выдержать ненависть злопыхателей. К тому же, я просто не имею права дать им повод для радости, сломавшись. А то, что мне бывает больно от ваших слов – вы не увидите. Я переживу это без свидетелей. Мне не привыкать. Я 20 лет скрывала ликантропию – скрою и обиды от клеветы.
Будьте спокойны, мои враги. Вам придётся ненавидеть меня всю вашу жизнь. Пока она не кончится. Или пока вы не займётесь, наконец, своей.
Впрочем, вряд ли вам хватит на это ума.
***
Ирвин Вейст смотрел на падающий снег. Снег смотрел на него. А ещё на него смотрел лёд, но да это дело привычное – с некоторыми бойцами Особо-секретного отдела ему порой приходилось работать.
Точнее, конкретно с этим бойцом.
Грязная работа доставалась ему, а Ирвину оставалось лишь взять преступника тёпленьким. Ну или слегка остывшим – тут уж как повезёт. У бойцов ОСО исключительные полномочия – им позволено убивать. Лишь в некоторых случаях на них распространяется рекомендация оставить преступника живым. Но это лишь рекомендация.
– Какие мы нежные, – фыркнул в своей привычной манере Морель, глядя сверху вниз на сидящего на корточках Ирвина. – Можно подумать, сам на войне не убивал.
– Не убивал, – Вейст поднял на него непривычно-спокойный взгляд. – Оглушал, выводил из строя. В плен брал, – он усмехнулся. – Я рекордсменом по пленным был.
Дрейк пожал плечами. Снег усиливался, белые хлопья падали на плечи и головы магов, покрывали пушистым одеялом остывающее тело на земле, таяли в неприятно-красной лужице.
Впрочем, лужица скоро исчезнет. Как и память о том человеке, что уже был не человеком, а трупом.
– Ты непригоден к такой работе.
– К такой, как у тебя – да, – равнодушно отозвался Ирвин.
На его кисть падал снег. Падал и таял. А на руках трупа – уже – нет.