Глава 1. Город без сна
В апрельских сумерках город казался чужим. Окна домов отражали мутное небо, и где-то в них уже замигал холодный свет ламп, но тепло туда не проникало – ни извне, ни изнутри. Соня шла медленно, почти наощупь, стараясь не задумываться о направлении. Пластиковый пакет стучал о колено: на дне бултыхалась йогуртовая бутылочка, учебник с закладками и преждевременно согнутая пачка печенья. Пальцы устали, как будто несли не только покупки, но и все накопившиеся осколки недели.
На пересечении улиц – поток людей, в которых смешивалась чужая речь, нервное ускорение шагов, тяжелые рюкзаки. Кто-то на ухо говорил по блютузу, кто-то вытирал нос рукавом, двое читали вслух реплики из какой-то пьесы. Соня всё это видела, но словно сквозь мутное стекло. В последние месяцы с ней это часто случалось: реальность вдруг становилась вязкой, предметы теряли четкость, ее собственные движения замедлялись – и мир, казалось, отдалялся на несколько невидимых метров.
Обычно к концу дня нарастал голос усталости. Прямо под черепом – тихая, пульсирующая боль. Это был не мигрень, а какое-то внутреннее напряжение, переутомление и тревога, сплавившиеся в нечто бесформенное и упрямое. Сессию Соня сдала только с третьей попытки, и теперь, через две недели, новые пересдачи уже маячили впереди; преподаватели раздражённо подчеркивали темы – все так же непонятные, как и в самом начале.
В университете с каждым днем становилось хуже. В глобальном смысле Соня не ощущала своего места: здесь, среди потока цифр, ни одна из которых не имела внутреннего смысла и не вызывала сочувствия, среди мозгового гудения, в котором каждый был сам за себя. Казалось, что другие студенты находят смысл в простых вещах: переменах, расписаниях, усталости, дружеских пересудах. Ее же всё чаще что-то "выбрасывало" наружу: пару раз Соня ловила себя на том, что обедает в столовой в полном одиночестве, даже когда вокруг нее сидят однокурсники. Они переговаривались между собой, обсуждали глупости, смеялись. Но словно бы смотрели друг сквозь друга – или сквозь нее.
Иногда, слыша свои ответы на практических заданиях, Соня словно наблюдала за собой со стороны: кто это говорит? Почему она так плохо формулирует? Учебники, исписанные страницы, надорванные закладки не приносили знания и уверенности, только усталость, усугубляемую мыслями о предстоящих пересдачах. Был ли у нее какой-то реальный талант или смысл хотя бы стараться? Или поступление сюда оказалось ошибкой? Каждый день бытия казался случайным, а усилия – напрасными, как попытка зачерпнуть воду ситом.
Общежитие встречало её уставшим запахом дешёвой лапши и сигарет. В проходе кто-то ругался вполголоса, умывальники по обыкновению переполнены грязной посудой, а в коридоре трещали двери. Соня прошла мимо привычного столика, где девчонки играли в карты, и попыталась улыбнуться Саше – та кивнула, тут же вернувшись к игре.
В комнате – привычный бардак: расстеленная постель, стопки не до конца разобранных книжек, апельсиновая кожура на подоконнике. Всё это казалось ей одновременно жутко знакомым и немного… чужим. В какой-то момент Соня поняла, что разучилась радоваться возвращению "домой". Внутренний голос подсказывал, что настоящее место для отдыха – где-то в другой реальности, но где именно? Здесь же, в её крошечном пространстве между столом и кроватью, было слишком тесно, слишком шумно внутри.
Она сбросила рюкзак, глухо бухнув им о пол, и включила ноутбук. Надежда на короткую видеосвязь с братом растворилась: он был не в сети. В почте – только уведомления о новых заданиях. Телефон вибрировал: "Сегодня пицца, 23:00, кто с нами?" Соня хотела ответить, что будет, – чтоб не выпасть из общего чата. Но написала только
