На Кипре, уж давно, когда-то
Жил в старину Пигмалион.
Он одиноко жил, богато,
Но женщин ненавидел он.
У каждой был порок несносный,
Который друга огорчал.
И этот недостаток грозный,
Любовный брак отягощал.
Он посвятил себя искусству,
Оно альтернатива, новь.
Достойная такому чувству,
Как безграничная любовь.
Её ваял он в белом камне,
Над ней трудился день-деньской.
И создавал в строжайшей тайне,
Ту, что была его тоской.
Оттачивал свою скульптуру,
За дюймом дюйм с душой большой.
И в образе создал фигуру,
Красы добившись – вне неземной.
Пусть видят идеальность линий,
Пускай сравнять с женой своей.
В них красоты той нет поныне,
Одни пороки из сетей.
Он любовался изваяньем,
Он обнимал и целовал.
Одаривал всем одеяньем,
Браслеты, кольца надевал.
Но много ль нужно было камню,
Но он заботился о ней.
Он нёс её в свою же спальню,
И накрывал её теплей.
Он ей дарил цветов букеты,
О чувствах мысленно мечтал.
С ней говорил, и ждал советы,
И вот, вдруг этот день настал.
Увидев это обхожденье,
Венера чудом снизошла.
Такое чувство, откровенье,
Она вознаградить должна.
На Кипре к празднику Венеры,
Пошёл и сам Пигмалион.
У алтаря восполнен веры,
Стоит и просит чуда он.
Венера сжалилась, простила,
За женоненависть к другим.
Пигмалиона одарила,
Подарком крайне не земным.
Когда пришёл к своей скульптуре,
Он вновь её за стан обнял.
Прижался к ней, в своей натуре,
И крепко в губы целовал.
Вдруг он тепло в руках почуял,
Румянец вышел на щеках.
И ожила совсем статуя,
Пред ним вся в красочных шелках.
И превратясь в душу живую…,
Сыграл он тут же свадьбу с ней.
Такую яркую, большую,
В святом величьи семи дней.
Воспели в свадьбе той Венеру
Посажена была, как мать.
И укрепила чувства в веру,
С ней наступила благодать:
Родился сын у Галатеи,
Он Пафосом был назван в честь,
Безумной страсти и затеи,
Которая свершилась здесь.
Вот, как любить должны мы женщин,
Его поступок всем пример.
Среди преданий, самых вещих,
Большой и трепетный размер.
Нарцисс, красив собой и молод,
Речного Бога с нимфой сын.
Самовлюблённый, гордый, холод
Подругам сеет он один.
Ни с кем не дружит, не флиртует,
Однообразно жизнь ведёт.
И в одиночестве тоскует,
Всё что-то ищет, что-то ждёт.
Однажды вышел на охоту,
Пошёл по лесу, вдруг его,
Среди тиши окрикнул кто-то,
Он обернулся, – никого.
Он далее пошёл дорогой,
И вновь услышал голос вдруг.
– Кто здесь? – спросил он очень строго,
И голос повторил испуг.
То нимфа Эхо флиртовала,
Он ей понравился такой,
Такого она всё искала,
Он ей нарушил весь покой.
Когда ей прятки надоели,
Она подкралась вдруг к нему.
Обнять хотела – не успела,
Он воспротивился сему.
Прогнал её, тем сделав больно,
И нимфа стала горевать.
Страданий было ей довольно,
И тело стало увядать.
Остался голос от неё лишь,
Он повторяет все слова.
С ним может быть, и ты поспоришь,
Но закружится голова.
Об том узнала Немезида,
Нарцисса заманила в лес.
В котором издавна забыто,
Лежало озеро окрест.
Нарцисс увидел отраженье,
Черты красивого лица.
Влюбился тут же без сомненья,
И восхищался без конца.
Не отходил ни дня, ни ночи,
Боялся друга потерять,
Ему хотелось сильно очень,
Его ручонками обнять.
Но время шло, он истощался,
Не ел, не пил, а всё смотрел.
Лицом красивым наслаждался,
И в скором…: слёг и околел.
Растаял прах на том же месте,
И появился вдруг цветок,
Цветов прекрасней всех, чудесней,
Раскинул лепестки росток.
Он запахом своим дурманил,
Вокруг себя, кто там бывал.
И яд былой в себе оставил,
Чтобы никто его не рвал.
