По моему глубокому убеждению, дом – это большой сундук со всяким хламом, то есть с бесполезными вещами, от которых время от времени надо избавляться. Неисчислимое множество воспоминаний, тьма-тьмущая несбывшихся надежд и персонажи недописанных романов, которые только о том и мечтают, как бы вырваться на волю. Ну вот теперь наступил и мой черёд.
Выхожу из подъезда, но там ничем не лучше, чем в том же сундуке. Асфальт на последнем издыхании, вспучивается извергая дым, пропитанный зловонной гарью, а сверху вместо прохладных струй воды – ливень космических частиц с преобладанием коварного ультрафиолета. Но самое прискорбное – куда ни глянь, сплошь академики. Пилюгин, Власов, Челомей… А в мою честь даже переулка не назвали! Ну что им стоит? Пусть будет хоть какой-нибудь занюханный тупик.
Уже давно возникло подозрение, что деревья в нашем парке – продукты извержения из недр Земли, как и вся прочая растительность. Для неё это явно чуждая среда, и вот с деревьев разлетаются пожелтевшие осколки-листья, а пожухлая трава превратилась в половик – такой же был у меня в прихожей, пока не прохудился. Солнце так припекает, что даже птицы в парке не поют любовных серенад – для них наступили скучнейшие семейные будни с ежедневными размолвками. Чуть что, так сразу в крик!
Иду. Дорога – это несомненно след от ползущего по земле огромного червя. А я – лишь призрачная тень, которая перемещается помимо моей воли. Наступит ночь и никаких теней уже не будет, но это ещё можно пережить, дождавшись следующего дня. В том случае, если эта ночь не навсегда.
Вот я уже в метро. Тут на меня словно бы обрушилась лавина с гор, и нет возможности как-то увернуться, нет спасенья. Визг тормозов, вхожу в вагон, дверь за моей спиной захлопнулась, а вслед за этим – лязг ключа в замочной скважине и слова тюремщика: «Следующая остановка, гражданин, – Калужская». Позвольте, разве мне туда? Вроде бы я хотел отправиться совсем в другую сторону – там нет ни улиц, ни дверей, там существует только то, что может подсказать моё воображение.
Но вот перрон остался позади, а в ушах по-прежнему звенит, будто оглушили выстрелом из пушки. Поезд лезет в бездонную чёрную дыру, в пугающую неизвестность. Нет-нет, мне это ни к чему!
Вдруг слышу женский голос:
– Молодой человек! Уступите место старику.
А я в ответ:
– Мадам! Вы с дуба рухнули? Моя молодость закончилась, когда ваш папа ещё сидел на ночном горшке.
Ну что поделаешь, вроде бы неплохо сохранился. Это если не смотреть на то, что у меня внутри – там и ошибки молодости, и запоздалое раскаяние, и жизнь в расчёте на авось. А в результате – шрамы на сердечной сумке и необходимость обходиться без обжорства, а уж о беспробудном пьянстве нужно навсегда забыть.
Кто-то скажет: «Солнце припекло, вот и несёт офигительную чушь». А я ему: «Ты сам такой!» Всё потому, что нет подвижнических сил, чтобы обидчику должным образом ответить. Тридцать пять градусов в тени, а на солнце кровь в жилах закипает – тут можно душу отдать то ли богу, то ли чёрту… А где она, моя душа? Такое ощущение, что осталась дома из опасения, что не перенесёт издевательства природы…
Ну вот опять не то! Метафора застряла между строк – как рыбья кость впилась мне в горло и вытащить нет никакой возможности. Разве что выпить холодного «абрау-брют» и закусить мороженым, но ведь пока дойдёшь до магазина… Вот потому-то и ползаю по тексту в надежде что-то изменить и наконец-то взять недосягаемую высоту. Всего-то следует найти оригинальное словосочетание – к примеру, «облако в штанах» или «пенсне переезжает переносицу». Когда такое пишет признанный писатель, все восторгаются, называют его мастером метафоры. Но мне безрассудства не простят.
