Часть первая
Арман Морель
1
Шел триста двенадцатый год после Сотворения Мира. В разгаре была дождливая весна. Сырость чувствовалась даже при всех технологиях климат – контроля зала консулов. Возможно потому, что в этом году консул Юстиции Октавий Четвертый заседал в землях Страны Остров, которую до Сотворения Мира именовали Японией, а тут очень неприятные пронизывающие стены ветра. Октавий Четвертый накинул белоснежную утепленную мантию и проследовал к огромному столу, что стоял посреди зала консулов. По бокам стола, вдоль стен стояли двухметровые статуи Анубисов, они застыли с оружием в руках, ожидая приказа. У каждой статуи в руках были автоматы. В современном мире, оружие разрешалось иметь лишь представителям юстиции и плебеям охотникам. Патрициев других структур это обижало, но чтобы искоренить убийства, оружие было под запретом – так повелел Нави Великий в своем Эдикте от начала времен.
Октавий сел на жесткий стул и громогласно пригласил войти в зал плебея регулятора Даниила, который занимался искоренением инакомыслия в землях Питерленда. Именно этим занимался Комитет Юстиции на протяжении многих лет – искоренением террористических идей и вольнодумства среди черни. Даниил вошел в зал в своей черной робе, она была сшита, согласно государственному фасону. Такая же была и на Октавии, только белоснежная. В консульский комплект патриция шла белая мантия – это выделяло консулов министерств от простых патрициев ведомств. Несмотря на то, что Даниил выглядел согласно эстетическим стандартам Нави Справедливого, что-то в этом плебсе изменилось. И это естественно не ускользнуло от придирчивого взгляда консула юстиции. Даниил протянул консулу три дневника и свой доклад, затем встал перед столом и склонил голову к полу. Эта поза свидетельствовала о полном подчинении и внимательном ожидании решения консула.
Октавий Четвертый за свои почтенные семьдесят с лишним лет, читал все эти дневники в разных изданиях и от разных переписчиков. Хорошо, что все дневники теперь писались на «Азах» – общем языке после Сотворения Мира. Нави – Мира Устроитель повелел: «Что бы все нации, народности и этносы изучали общий язык для простоты коммуникации и мирного регулирования.» Потому как, отрыв самую старую книжицу записей, Октавий вспомнил, что в начале этот письменный труд имел совершенно иной вид. Это была подборка разных видео из жизни журналиста, которая ходила по рукам в первые 30 лет после Сотворения Мира. Потом, в связи с отменой многоязычия и переходом на Азы, видео протестанты переделали в дневник, потому как французский был признан мертвым языком, как и все остальные языки прошлого.
Пока Октавий Четвертый предавался воспоминаниям и думам, Даниил стоял на коленях, упершись лбом в пол и не смел шевельнуться. Октавий вспомнил про плебея спустя несколько минут и разрешил тому поднять голову от старой, протершейся местами, кафельной плитки пола. Отдав приказ, Октавий сказал, что будет вслух зачитывать дневник, изъятый у черни, дабы потом заклеймить каждое слово позорного труда именем Великого Нави. Естественно, Октавий слегка приукрасил свое решение. Обычно после прочтения, дневники или сжигались, или, если это был редкий труд переписчика – отправлялись на дальний континент в Обитель Знаний. Что касается плебея регулятора, то он обязан выслушать все крамольные речи и свой доклад, стоя на коленях без еды и воды в знак уважения к институту Юстиции и Нави Великому.
В папку с потрёпанным дневником, был вложен измятый портрет, нарисованный явно с фотографии. На обратной стороне листа с портретом была надпись: «Арман Морель 2056 год». На рисунке был мужчина с курчавыми, заметно подернутыми сединой волосами, длинным тонким носом, узкими губами и довольно выразительными глазами. Октавий точно знал – какого цвета были глаза журналиста Армана. Он видел видео исходного дневника. Глаза были светло голубыми и имели небольшую сеточку морщин от того, что журналист часто щурился. По меркам современности, он выглядел ровесником Октавия Четвертого, хотя мужчине было около пятидесяти лет на момент смерти. В мире после воцарения Нави Мира Устроителя, средняя жизнь человека была около 130 лет, в полном физическом и умственном здравии.
