Запись первая.
Из Кодекса Священной Плоти, Глава 1, Стих 1-5.
«И возлёг Отец на вечный покой после Великой Усталости, и плоть Его стала нашей твердыней, а кости – опорами мира нашего. И дыхание Его есть воздух наш, а кровь Его, что течёт в жилах каменных, есть железо наше. И не восстанет Он до скончания времён, храня нас под сенью ребёр Своих. Блаженны те, кто чтит Плоть, ибо обретут они вечный покой в Нём. И горе тем, кто дерзнёт будить Его, ибо гнев Его есть конец всякой вещи».
Запись вторая.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Протокол № 73-Δ
Кому: Высшему Совету по Сдерживанию
От: Д-р Элиас [ИДЕНТИФИКАТОР УДАЛЕН]
Тема: Отчёт о нестабильности в биоконструкте "Рай"
«…наблюдается прогрессирующая когнитивная деградация субъектов, населяющих сектор. Миф о "спящем боге" обеспечивает базовую социальную стабильность, однако не останавливает структурный распад конструкции. "Отец" не спит. Он мёртв. Мы используем его труп как барьер, и этот барьер рушится. Если Совет отклонит предложение по эвакуации, остаётся лишь один вариант: полная стерилизация сектора по протоколу "Молот". Мы не можем позволить инфекции распространиться…»
– Извлечено из повреждённого носителя в заброшенном секторе.
Глава 1. Праздник в Глазнице
Воздух на Площади Глазницы висел густым, удушающим покрывалом, сотканным из противоречивых запахов. Сладковато-приторный дым от жаренных на углях пещерных грибов «глазные яблочки» с их горьковатым послевкусием боролся с едкой кислинкой пота и металлическим дыханием старых, скрипящих подпорок, вросших в живую плоть стен. Но под всем этим, неизменным фоном, витал тот самый запах – тяжелый, приторно-медовый, неумолимый. Запах тления. Вечное дыхание Отца, в теле которого они все ютились, словно черви в яблоке, уже тронутом гнилью.
Эйс стоял в прохладной тени массивной артерии, которая пульсировала под тонким слоем кожи, словно натянутый канат под старой палаткой. Спиной он чувствовал её глухую, мерную вибрацию – ритм, что сводил с ума по ночам и усыплял днём, напоминая, что они живут на теле спящего гиганта. Под стоптанными сапогами камень, вмурованный в плоть, был шершавым и надёжным. Он привычным движением двинул плечом, и кольчуга, пропитанная потом и пылью, отозвалась негромким, успокаивающим звоном. Дрянная сталь как и всегда: доспехи стражей были старые, переклёпанные, с заплатами. Рука сама потянулась к эфесу меча на бедре, ощутив привычную, утешительную тяжесть. Это был единственный маяк спокойствия в море лиц, что плескалось перед ним.
Толпа кипела, слепая и довольная. Ремесленники, торговцы, разносчики воды в бурдюках из высушенных желудков – все столпились, чтобы послушать старого болтуна в богатых, вылинявших одеждах. Детишки, путаясь в ногах у взрослых, ныли и просили сластей – леденцов из засахаренного плесневого сока, что продавали на развес и называли «слёзками». Эйс наблюдал, как один такой, кучерявый, с лицом, вымазанным в липкой патоке, в сердцах отступил и наступил кому-то на сапог. Мальчишка обернулся, готовый огрызнуться, но слова застряли у него в глотке. Он встретился взглядом с Эйсом, и его собственный, озорной, моментально потух, наливаясь страхом. Ребёнок резко отвернулся и вжался в подол матери, как будто от мужчины пахло не пылью и сталью, а смертью.
– Народ сегодня нервный, как голодная многоножка на раскалённой сковороде, – раздался у его плеча голос, похожий на скрип несмазанной телеги. Голос и зловонное дыхание Корвуса. – Толкутся, ждут, когда им выбросят объедки с барского стола. Ничтожества. Лучше бы грибов нажарили, а то вонь стоит, будто в гниющем зубе ночуешь.
Эйс не удостоил его ответом. Лица людей вокруг его мало интересовали, куда важнее было настроение толпы. Страх здесь всегда витал, маскируясь под запах жареного, но сегодня он был иным. Гуще. Кислее. Как перед грозой, которую не видно за каменным сводом.
