Мы всегда наблюдали за людьми, помогали им, оберегали их…
Молитвы грешных созданий нашего Отца всегда остаются услышанными.
Мы ответственны за них. Но люди вспоминают о нас только в моменты
своего отчаяния, в миг опасности или беды…
- Антоний, брат мой, на что ты смотришь? - заинтересованный
голос Михаила раздался за моей спиной, а затем я услышал шелест
крыльев архангела. Тяжелый вздох старшего брата свидетельствовал о
разочаровании. - Неужели ты считаешь, что они поступают правильно?
Сжигая творения Отца, принося ему жертву, о которой он никогда их
просил?
Где-то внизу, под мягким покровом облаков, на одной из грязных
площадей священнослужители готовили костер, чтобы предать огню
нечестивую. Звучали песнопения, приводя простых людей в
благоговейный трепет. “Во имя господа нашего!”, - кричал один из
священников, поднимая руки вверх, к небесам, а лики людей,
озаренные верой и надеждой, смотрели куда-то сквозь дымку облаков,
в надежде увидеть нас, услышать наши голоса, проникнуться верой,
что они не одни.
- Михаил, в этих людях веры в нас больше, чем во всех
прихожанах. Посмотри на них. Они свято верят в то, что делают, -
уверенно произнес я, видя, как из повозки вытаскивают женщину в
старом рубище. Ее ноги заплетаются, а ее приходиться волоком тащить
по земле туда, где уже слышаться ярые молитвы и коптит негасимый
факел веры, - Отец предоставил всем выбор, служить ему и жить
праведной жизнью или поклониться Люциферу и навсегда закрыть для
себя двери Рая. Верующие, называющие себя инквизицией, просто
ускоряют то, к чему рано или поздно они бы пришли.
Грешница подняла лицо куда-то вверх, а ее полубезумные глаза
едва ли не ослепли от сияния, поэтому она тут же отвела их, вызвав
у меня насмешливый вздох. “Именем господа нашего!”, - послышался
низкий раскатистый голос, а нечестивая заметалась при виде
хвороста. “Покайся в грехах своих!”, - снова повторял голос, а ему
вторили еще десятки голосов. “Нет… Нет за мной греха…”, - шептала
затравленно озираясь несчастная и заблудшая. “Ведьма!!!”, -
скандировала толпа, швыряя в нее камни. “Сжечь ее!!!”, - слышались
голоса, а черная змея веревки прочно сковала руки дочери
Евы.
- Прошу прощения, что вмешиваюсь… А, хотя, постойте… Не прошу. -
съязвил Гавриил, присоединяясь к нам и тоже наблюдая за казнью, - А
ничего что девушка невинна? И её вот-вот сожгут по ошибке? Может,
поможем?
Гавриил уже сделал решительный шаг вперед, но я остановил брата,
преградив ему путь крылом.
- Даже если из десяти сожженных, две окажутся скверной, -
терпеливо объяснял я братьям простую истину, которую они так и не
смогли понять, - То это уже прекрасный результат. Нам всем
приходится чем-то жертвовать. Не бывает мира без войны.
- Антоний, ты так говоришь, потому что эта кучка фанатиков
выбрала тебя своим покровителем! - не унимался Гавриил,
пытаясь доказать мне, что его мнение абсолютно верное. Его и ничье
больше. - В чем виновато это дитя? Она же почти ещё ребенок!
Она крещена и верит в нас!
“Петр, открывайте двери!” - услышал я голос Михаила за своей
спиной, наблюдая за тем, как костер разгорается, набирая силу, а
толпа радуется и рукоплещет. Да, они все правильно делают. Крики
боли заставили людей умолкнуть, но и они стихали, пока люди алчно
смотрели на очищающий огонь.
- Антоний, тебе не известны их умыслы! - сурово произнес
Михаил, наблюдая, как душа девушки поднимается к вратам райских
садов, - Они безумны! Ты должен остановить это! Люди страшны в
своей вере! Мы не являемся к ним потому, что что бы мы им не
говорили, они всегда находят способ переиначить наши слова. Нельзя
давать людям напутствие. Они слепы и никогда не находят верного
пути!
