Я резко притянула к себе продуктовую
тележку. Двенадцать консервных банок, выставленных в идеальную
пирамиду, упали вперед с громким звоном. Я вышла из транса и
завертела головой, разглядывая других покупателей. Кто-то услышал?
Обратил внимание? Запомнил меня? Нет, всем, даже сотрудникам,
расставлявшим товары на полках, было наплевать. А потом я опустила
глаза и увидела Вадима. Маленький мальчик, ему приходилось вставать
на носочки, чтобы положить товары в тележку. Каких усилий стоило
ему построить пирамидку из консервных банок? Звук их падения был
громким. Звук разбитого детского сердца отдавался в моей голове
куда громче, когда я смотрела в эти огромные карие глаза. Слез в
них не было видно, но я их чувствовала.
— Нет, нет, — проговорила
я, скорее для себя, и обошла тележку. Я быстро начала расставлять
банки в ту же пирамиду. — Видишь? Как раньше, — я присела на
корточки и посмотрела в глаза Вадима. Хотелось обнять его, но это
могло спровоцировать истерику, на которую бы точно обратили
внимание. Я так сосредоточилась на лице мальчика и не заметила, как
к нам подошла его сестра — Вика. Она сбросила в тележку свой груз —
десять коробок сухих завтраков. Я вскочила и тут же забыла про
Вадима. Пока удавалось сосредоточиться лишь на одной проблеме.
— Нет, — снова проговорила я, но
теперь с совсем другим значением. В «нет», обращенном к Вадиму,
была мольба. «Нет» для его сестры — запрет с ноткой угрозы. —
Столько хлопьев нам не нужно.
— Но я не буду есть это, — Вика
кивнула на банки. — Что такое тушенка?
— Попробуешь и узнаешь, — отрезала
я. Я могла бы заявить, что на эти хлопья нет денег. Что их нужно
есть с молоком, а молоко нам, возможно, будет негде хранить.
Вообще-то, была целая куча причин для отказа. Но ни одна из них не
заставила бы восьмилетнюю девочку согласиться выложить хлопья из
тележки. Все они заставили бы ее запаниковать и попроситься домой.
Какая восьмилетка захочет отправиться в место, где нельзя есть
хлопья? Мне проще было сложить руки на груди и посмотреть в такие
же, как у Вадима, карие глаза. Вика выдержала этот взгляд почти
минуту, затем цокнула, собрала коробки и пошла возвращать их на
полку. — Еще нужны макароны, рис, соль и... — Я проговорила
несколько пунктов из так и не составленного на бумаге списка,
надеясь, что позже Вадим напомнит мне его.
Когда Вика, побежденная, но не
покоренная, вернулась, мы отправились за остальными товарами. На
кассе я расплатилась наличными. Мы вышли из супермаркета, перешли
дорогу и сразу попали на автовокзал.
Здесь мы уже были полчаса назад —
когда я покупала билеты. До автобуса оставалось еще полчаса. Мы
устроились в зале ожидания. Там было много людей. У всех пассажиров
были с собой огромные сумки, а то и несколько. Я посмотрела на наши
с детьми рюкзаки и два пакета с продуктами и гигиеническими
средствами — явно выделялись из толпы. Я помотала головой и убедила
себя, что только меня это и беспокоило. Вскоре по громкоговорителю
объявили о начале посадки. Вика сразу вскочила с места, но я
заставила ее снова сесть и пропустить вперед других пассажиров.
Лишь когда в зале почти никого не осталось, мы направились на
улицу.
К моменту нашего появления там
собралась толпа. Примерно в одно время отходили три автобуса,
поэтому мне пришлось потратить несколько секунд на то, чтобы
отыскать наш. Перед ним тоже бродили люди, но у входа образовалась
пустота. Я заметила женщину, проверявшую билеты. Я подошла к ней,
дети держались позади меня.
— Куда едете? — спросила она, быстро
глянув на них.
Я зависла, раздумывая, должна ли
вообще отвечать. Когда пауза затянулась, я заморгала, зевнула и
ответила:
— К бабушке.
