Враг бросил на штурм Одессы восемнадцать дивизий: пехоту, кавалерию, танки. Фашистские самолеты бомбили город, порт.
«Части Красной Армии и Военно-Морского Флота, – сообщала листовка, расклеенная по городу, – вместе со всеми трудящимися Одессы героически отбивают атаки озверелого врага, нанося ему тяжелые удары. Проявим еще большую храбрость и отвагу в борьбе за родную Одессу!»
Со стороны степи город спешно опоясывали траншеями и противотанковыми рвами. На строительстве оборонительных сооружений работали все, кто мог держать в руках кирку, лопату, лом, старики, женщины, подростки. На Степовой, Дальницкой и других выбегавших в степь улицах баррикады – горы мешков с песком и известнякового камня возвышались до крыш домов. Город превращался в крепость.
В один из этих дней Яшу неожиданно вызвали в райком комсомола.
– Все так же рвешься в бой? – спросил секретарь райкома комсомола, едва Яша перешагнул порог кабинета.
Прищурившись, Яша недоверчиво посмотрел на секретаря. Чего это он вдруг? Говорили вроде недавно. Недели две назад.
«Придет еще твое время, повоюешь, – сказал тогда секретарь Яше и, посмотрев на него усталыми, воспаленными глазами, добавил: – А пока собирай хлопцев – айда рыть окопы».
«Винтовку – и на фронт», – стоял на своем Яша.
«Лопату в руки и рыть окопы», – повторил секретарь жестко и, прикрыв ладонью Яшино заявление, дал понять, что разговор окончен.
А вот сегодня его вызвали в райком.
– Да разве один я, многие ребята хотели бы сейчас быть там, – после небольшой паузы ответил Яша, кивнув головой в сторону, откуда доносился гул канонады.
– Почему же до сих пор не среди бойцов?
– Пробовали, не получилось, – он горько усмехнулся, вспомнив, как первый раз их вернули с полдороги, а второй – почти с передовой…
– А траншеи рыли?
Вместо ответа Яша молча показал ладони, покрытые желтыми бугорками мозолей.
– Вот что, – секретарь встал, заходил по кабинету. – Вашу мореходку скоро эвакуируют…
Сердце у Яши екнуло. Неужели придется уезжать с училищем?
«А как же родные? – хотел спросить он. – Ведь дома больной, парализованный отец, мать, сестренка, брат Лешка».
Вдруг ухнуло так, что задрожали стекла, и в стакане, стоявшем на столе, задребезжала ложечка.
– Дальнобойными бьют, – определил секретарь.
Он вынул из стакана ложечку, положил на ворох бумаг.
