40 миль на зюйд-вест от Сокотры
Индийский океан, Аденский залив
Надрывный ревун боевой тревоги одним рывком выхватил старшего лейтенанта Сергея Щукина из цепких объятий сна.
Щукин открыл глаза и, быстрее чем успел оглядеться, принялся шнуровать высокие ботинки. Со времен училища это действие стало для него рефлекторным как дыхание.
Его соседа по кубрику – замкомандира БЧ-5 Константина Филина – на месте не было.
«Видать, вахту стоит, согласно купленным билетам», – промелькнуло в сознании старлея.
В дверь вопросительно постучали.
– Да! – гаркнул Щукин осипшим со сна голосом. – Можно!
На пороге появился упитанный краснолицый сержант Шведенко, командир второго отделения. Его взгляд был озабоченным, и даже хищное жерло подствольного гранатомета «ГП-30» на его автомате глядело как-то особенно сердито.
– Товарищ старший лейтенант, по указанию капитана Баранова сообщаю вам, что нас поднимают на настоящее дело. Это не учения, пойдем на пиратов.
– Да я понял по гранатомету твоему, что не на учения. – Щукин тер глаза кулаками. – Ты мне скажи: полным составом или как?
Шведенко деликатно подавил зевок и ответил:
– Похоже, полным. Вам приказано лететь с моим отделением на вертолете. Остальные отделения выбрасываются катерами…
– Ого! И катера, и вертолет… Не много ли гадам чести? – С этими словами лейтенант засупонился на все положенные застежки комплекта полевой экипировки «Ратник» и, по давно выработавшейся привычке, попрыгал на месте – ничего ли не звенит? Ничего не звенело – за исключением, конечно, тестикул.
– Много чести, согласен. Но уж больно гады наглые попались. Сухогруз захватили!
– Наш?
– Наш. «Академик Вавилов».
Щукин присвистнул. Целый сухогруз! И не чей-то, а Российской Федерации! Вот это ЧП так ЧП!
Такое уже и по телевизору могут показать. «Авось и Ксюха увидит… И поймет наконец, дурында, какое счастье потеряла», – подумал Щукин с тоской.
Их транспорт – многоцелевой вертолет «Ка-62» – уже вовсю рубил лопастями студеный утренний воздух. Щукину показалось, что машина подпрыгивает, пританцовывает от нетерпения.
В широкий бортовой проем, обнаженный сдвинутой дверью, втягивался хвост второго отделения, командиром которого и был краснолицый Шведенко.
Щукин узнал тяжелую поступь гранатометчика Краснова, собранную походку снайпера Ковача и необъятные плечи сержанта Монина, заместителя Шведенко. За ними прошмыгнула щуплая фигурка переводчика со всех мыслимых местных наречий на сравнительно понятный русский, бывшего студента Университета дружбы народов Мустафы, фамилию которого из четырех кашляющих слогов ум Щукина просто отказывался запоминать.
Бронежилет болтался на Мустафе как мамин лифчик на пятикласснице – по меткому замечанию дяди Вовы, закадычного друга Щукина, несмотря на разницу в возрасте и званиях.
Сам дядя Вова, их ротный старшина, цедя нечленораздельный матерок сквозь сцепленные зубы, явился на сцену спектакля несколько мгновений назад. Квадратная челюсть, стрижка «ежик», веселые глаза гуляки.
В огромных лапищах он сжимал ценный реквизит – ручной пулемет «Печенег».
Щукин знал, что вообще-то дядя Вова больше любит бить из «крупняка», сиречь из 12,7-миллиметрового «Утеса». Но Баранов настоял, что на штурм «Вавилова», в придачу к установленному на борту «Ка-62» в шкворневой установке «Утесу», надо взять еще и тактически мобильный «Печенег».
«Небось начальство прорицает, что будем мы по трюмам шарить, зашкерившихся пиратов выковыривать», – подумал Щукин уныло. Это дело он искренне ненавидел. В частности потому, что большинство потерь – оно как раз в трюмах вот таких вот…
