— Эта?..
— Слушай, что у нее с носом?
— Что у нее с носом?
— Он огромный!
— Он фамильный!
— То есть, ты хочешь сказать, что у
моего ребенка будет такой нос?! Следующая. Э-э-э, нет. Эта сразу
нет. Не люблю рыжих.
— Ага, да… а наставница Адамина…
— Попробуй назвать Минку рыжей, и я
посмотрю, что будет. И вообще мне казалось, что с различением
цветов у мужчин проблемы, а не у женщин. Следующая!
— Слушай, почему бы тебе просто не
сделать дело с закрытыми глазами?! Раз-два и…
— Раз-два?! Нет, ну оскорбления от
сопливой девицы я выслушивать не намерен!
— Ну ладно… три-четыре…
— Р-р-разор-р-р-рву!!
— Пять-шесть?..
— Ладно, не разорву. Настучу на тебя
Эйнару, останешься без сладкого.
— Он, вообще-то, тогда тоже
останется!
— Он, в отличие от тебя, живет
дольше и знает пользу периодического воздержания и цену мужской
солидарности. Следующая! Хм… хм… хм! Но нет. Не люблю
блондинок!
— Неужели? А к брюнеткам у тебя,
боюсь спросить, какое отношение?
— А вот брюнеток я прямо сейчас
особенно недолюбливаю!
— Издеваешься, да?
— А что, только тебе можно?
Следующая.
— Нет больше. Но если ты думаешь,
что я еще не найду, то ты меня плохо знаешь!
— А если ты думаешь, что я тут буду
сидеть и ждать, пока ты еще найдешь — то ты плохо знаешь меня!
— Э! Ты куда?!
— Дела, милая правнучка, дела!..
* * *
К своему спонтанному побегу я начала
готовиться задолго до побега. То жаловалась на слабость, даже в сад
выходя гулять только со служанками, то хандрила, изводя матушку и
прислугу мелочными капризами — так, что они были рады исчезнуть и
не появляться мне на глаза как можно более долгое время, когда я
все же оставляла их в покое. Приучила всех, что могу закрыться у
себя в комнатах на день, а то и дольше, не желая никого видеть, и в
это время ко мне лучше не соваться — иначе со мной обязательно
приключится истерика, а то и ужасный приступ слабости, которых
матушка боялась не меньше огня.
Еще бы – ведь каждый такой приступ
вызывал отцовское неудовольствие.
Иногда я даже позволяла себе
пропустить прием пищи! Но этим старалась не злоупотреблять, ведь
потеря аппетита – это симптом, а в светлом роду всегда хватало
сильных целителей, и последнее, чего мне бы хотелось, это чтобы их
всех согнали хлопотать вокруг меня. Достаточно и того, что наш
семейный целитель непонимающе хмурился.
К моему здоровью в роду было
приковано самое что ни на есть пристальное внимание.
От него, не в последнюю очередь, мне
и хотелось сбежать.
А сегодня после обряда я и вовсе
очень удачно упала в самый настоящий обморок прямо у алтаря.
Забытье продлилось недолго, а слабость отступила еще быстрее, но в
мои покои меня вели под руки, и, как только мы поднялись из
подземелья, вокруг завертелся хоровод из кудахтающих служанок: я со
всем старанием изображала немощность, постанывая и заверяя, что
ужасно устала и просплю теперь сутки, а то и двое!
Отец выглядел обеспокоенно (и
оттого, удивительным образом, выглядел еще более хищным и жестким,
чем всегда), целитель хмурился сильнее обычного, и даже дорогой
жених, собрав волю в кулак, выдавил из себя сочувствие. Или что-то
вроде него.
И весь этот спектакль получался у
меня настолько хорошо, что нет-нет да и закрадывалась мысль, что
матушка родила меня от какого-нибудь заезжего менестреля или
бродячего артиста.
Но это, конечно, полная
глупость.
Матушка очень вдумчиво относится к
выбору любовников.
Глубокие тени чередовались с пятнами
лунного света из высоких окон, и каждый раз, когда я вступала в
такое пятно, портреты со стен глядели на меня с порицанием. Но что
поделать: к отцовскому кабинету спокойнее всего добираться именно
так, через портретную галерею.
Но, несмотря на относительную
безопасность моего пути (кому и что может понадобиться здесь ночью?
Сюда и днем наведываются не часто!), сердце у меня колотилось так,
будто хотело вырваться из грудной клетки, и дыхание прерывалось от
дивной смеси из ужаса и восторга.
