Я проснулась внезапно, от
понимания, что что-то не так. Не привычно.
Я чувствовала то, что не должна -
странную, тянущую боль, жар, тяжесть, неудобство, какую-то
липкость, жжение на руках и ногах. Складки и ворсинки, давящие на
кожу в тех местах, в которых она особенно тонкая и нежная.
Как-будто между шкурой и телом нет ночной сорочки…
Нет. Сорочки.
Понимание пришло вместе с
воспоминаниями. Сердце трепыхнулось в ужасе, челюсть на мгновение
сжалась, но я тут же расслабилась и заставила себя дышать ровно и
размеренно, как будто продолжаю спать. А сама обратилась в слух и
принюхалась, пытаясь осознать…
О Боги…
Я не одна. И я точно знаю, кто лежит
рядом со мной, сдавливает руками, которые привыкли убивать, и
обдает мою щеку горячим, чуть пряным дыханием.
Нет. Это не возможно. Но… Даже
с закрытыми глазами я понимала - он жив. И не просто жив, а еще и
здоров. Не задыхается, как ему было приказано, когда я шептала
слова заклятия. Как бьерн заворочался и подмял под себя еще
сильнее, утыкаясь носом в шею.
Подавила всхлип. Получается…
проклятие не сработало. И месяц подготовки, отданная девственность
и пробужденная сила, которую я вложила в то, чтобы уничтожить
Короля-Ворона, того, кто не знал пощады и не спрашивал разрешения,
того, кто своим клинком изрубил уже весь Север, того, кого
ненавидели… всё впустую.
И жить мне оставалось считанные
минуты.
Я знала, что он увидит,
проснувшись.
Спутанные волосы, с которых,
наверняка, уже начала слезать черная краска. Скальный мох был не
слишком надежным, но почти единственным средством закрасить мою
столь приметную рыжину. Клеймо чернокнижницы, полученное мной
при рождении, но проявленное только этой ночью...
Уже достаточно, чтобы отправить меня
на плаху. Хотя… говорят, что Черный король убивает ударом ледяного
кинжала прямо в сердце, а потом разбивает замороженную плоть и
берет оттуда кусочек для своей короны. Интересно, найдется ли
в ней место для моего?
Чужой король, оставшийся жив,
несмотря на все мои старания, снова заворочался, его дыхание
сбилось, а потом он вдруг приподнял голову и куснул меня за
подбородок. Возможно, так животные пробуждают своих самок, но мне
не удалось подавить дрожь отвращения.
Впрочем, можно ведь решить, что я
вздрогнула, просыпаясь... Хотя, какая разница?
Я открыла глаза, не желая более
прятаться от судьбы за смеженными веками. И уставилась в две черные
пропасти. В рассеянном утреннем свете черты лица мужчины казались
мягкими, а выражение его глаз даже ласковым, но я не
обольщалась.
- Изумруды, - сказал он хриплым со
сна голосом, вглядываясь в меня, - В темноте я не разглядел твои
глаза…
На какое-то глупое мгновение я
представила, что все могло бы быть по другому.
Нет, не то, что он меня простит или
отпустит. А то, что это мог бы быть мой муж, которого я уважаю,
который проснулся со мной в одной кровати после первой брачной ночи
и теперь восхищается цветом моих глаз.
Счастье, что он не может
догадаться, какие образы родились в моем воображении. Это
было бы так глупо... потому что в следующее мгновение я
уже «лечу» с грубо срубленной походной кровати на
земляной пол. Голая, с потеками крови на бедрах, с длинными
волосами непонятного цвета, исцарапанная и покрытая синяками его
страсти - он не сдерживал себя ночью, а я запретила себе
чувствовать боль.
Ворон не стал бы самопровозглашенным
королем Севера, если бы не оценивал все очень быстро.
Король, которого не возможно
отравить, потому что неведомый талисман, созданный колдунами
прошлого, предупреждает его о малейшей опасности.
Которого не возможно
убить кинжалом, поскольку он успевает проснуться до того, как
острое лезвие перережет ему горло. Который не доступен в бою,
потому что его заговоренные доспехи и шлем гнут мечи, а ловкость
отвергает стрелы.
