— Буду с вами делить своего мужа? Я всё правильно услышала? —
переспрашиваю и чувствую, как наружу рвется не совсем адекватный, я
бы сказала, истеричный смешок.
— Да, всё верно.
— Вы адресом случайно не ошиблись?
— Нет, Мирослава, не ошиблась. Он будет с вами пять дней в
неделю, а со мной в выходные. И еще в дни рождения. Мои и нашего
сына.
Все внешние звуки враз перестают для меня существовать.
Исчезают любые запахи.
Цвета вокруг вмиг блекнут, превращаясь в серую смазанную
акварель.
Дышу и не дышу. Живу и не живу.
Нашего сына…
Меня начинает подташнивать от этого словосочетания. Если бы
сейчас не сидела на стуле, непременно упала.
Не чувствую ни рук, ни ног. Всё онемело.
— Это шутка такая? — спрашиваю, едва шевеля пересохшими
губами.
Никогда не падала в обморок, но сейчас чувствую, что вот-вот
сделаю это.
Страшно. Очень. А вдруг упаду и больше никогда не очнусь?
— Никаких шуток. Я решила, что так будет правильно и честно,
если мы встретимся и поговорим как цивилизованные люди. Я не хочу
рушить ваш с Яном брак, Мирослава. Но и дальше растить сына в
одиночку не планирую.
Она выглядит такой спокойной. Такой уверенной. Чувствую себя на
ее фоне сопливой и до смерти напуганной девчонкой.
— Я не хочу рушить вашу жизнь, Мирослава.
Как ее зовут? Она же представлялась мне. Пытаюсь вспомнить, но
ни черта не получается. В голове всё разом смешалось.
Паулина?
Да, точно. Ее зовут Паулина. Имя такое же экзотическое, как и ее
внешность. Смуглая с роскошными темными локонами и большими
темно-шоколадными глазами. Над верхней губой маленькая
выразительная родинка.
Вы уже разрушили мою жизнь, Паулина!
Кричу в своей голове, а на деле не могу даже и слова произнести.
Горло будто в стальных тисках оказалось. Глаза щиплет.
Приказываю себе держаться. Еще ничего толком не понятно, а меня
уже вывели на эмоции.
— Я женщина взрослая. Мне не нужно отбивать мужчину и
окольцовывать его, — продолжает она всё таким же раздражающе
спокойным тоном.
Ее спокойствие выводит меня из себя и ранит. Она видит, что со
мной происходит. Чувствует свое превосходство и продолжает
причинять мне боль.
А я вместо того, чтобы встать и уйти, всё еще сижу здесь. Боюсь,
если поднимусь, даже шаг сделать не смогу. Упаду.
— Я смотрю на мир без розовых очков. Ребенку нужен отец, тем
более мальчику. Пусть он видит и знает, что между мамой и папой нет
никаких обид и разногласий.
— Сколько? — осипшим голосом спрашиваю.
— Сколько что?
— Лет… вашему сыну?
— Пять лет, — губы Паулины растягиваются в нежной улыбке.
В голову далеко не сразу приходит мысль, что это наглая ложь.
Мне становится за это стыдно.
Растерянность немного отступает. Я приосаниваюсь и снова смотрю
на Паулину. Внимательно. Изучающе.
Я с Яном знакома давно. То есть моя семья знакома с его семьей.
Как только мне исполнилось восемнадцать меня в шутку начали за него
сватать. И разница в четырнадцать лет никого в общем-то и не
смущала.
А я всегда была тайком влюблена в Яна и не возражала против
таких…м-м-м… шуток.
Наша свадьба и жизнь была похожа на сказку. У меня не было ни
одной причины, чтобы сомневаться в собственном муже.
— Не знаю, зачем вам это нужно, — теперь мой голос тоже полон
уверенности, — но я не верю ни единому вашему слову.
Паулина снисходительно улыбается. Будто наперед знала, какой
будет моя реакция.
— У вас шок. Понимаю. Это скоро пройдет.
— Да, у меня шок. Шок от такой наглости, — хмурюсь. — Я знаю,
кто мой муж. Знаю, насколько он влиятелен. Знаю, что у него есть
завистники и конкуренты. Пусть я и младше своего мужа, но это не
значит, что я глупая и наивная.
— Когда Ян вернется из командировки, можете у него спросить
прямо насчет меня и нашего сына.
Я чувствую будто кто-то невидимый, но очень сильный ударяет меня
в грудь. С размаха.
