Впервые мы встретились на балу.
Не смейтесь. Это был именно бал — с костюмами, шикарными
платьями — и масками, скрывающими лица, дающими то чувство
безопасности, что стоит за многими ужасными поступками…
Я веселилась, одинаково опьяненная вином и всеобщей атмосферой
безмятежности, безнаказанности, анонимности. Я делала колкие
замечания женщинам и опасно флиртовала с мужчинами, делая им
пошлейшие намеки. Ведь я знала, что этот бал — особенный. В
полночь, когда пробьют огромные часы на стене бального зала, мы не
снимем маски, о нет. Мы набросим черные плащи, скрывая платья и
костюмы, надвинем капюшоны на лица, пряча лихорадочные блеск глаз —
и разъедемся на такси, каждый — в свою сторону, каждый — в
одиночестве.
Ведь таковы были Правила. А те, кто нарушает правила, больше не
возвращаются на бал.
Конечно, уезжали не все. Многие поднимались наверх. Я слышала,
там были отдельные комнаты, погруженные в полную тьму — даже там
полагалось сохранять анонимность. Я видела, как женщины уводили
кавалеров по лестнице, и до гостей доносился их затихающий вдали
смех — низкий, чувственный, возбуждающий. Или мужчина уносил на
руках очарованную красотку, полностью попавшую во власть его чар.
Иногда это были не пары, а тройки… Здесь было возможно все. Ведь
все, что происходит на Балу, остается на Балу…
Мне никогда не хотелось присоединиться к ним.
Я ни разу не заходила дальше флирта — пусть и горячего,
дерзкого, кружащего голову. Дожидалась полуночи в зале, кружась в
танцах, болтая, смеясь — но избегая даже малейших прикосновений. И
тенью ускользала от навязчивых поклонников, скрывшись в бархатных
объятьях плаща. Возвращалась домой — пылающая, неудовлетворенная…
нетронутая. Всегда.
Поэтому я вот уже пятый сезон получала приглашение на Бал — в
числе немногих избранных.
Могла ли я знать, как всегда, выбирая белоснежное платье невесты
в качестве маскарадного костюма, что этот раз изменит все?
* * *
Все началось как обычно.
Я сбросила на руки дворецкому мой плащ, взяла бокал с розовым
шампанским и тут же была окружена мужчинами. Маска скрывала мое
лицо, парик изображал шикарные белокурые волосы, собранные в
высокую прическу, украшенную сверкающими в лучах света стразами, а
платье с корсетом делало мою и без того прекрасную фигуру
безупречной. Кто мог устоять? Сверкая зелеными линзами в прорезях
атласной маски, я отвечала всем кавалерам без исключения, даря
каждому из них надежду, которую я не собиралась исполнять.
Но спустя три танца и несчетное количество бокалов я
почувствовала себя дурно. Такое со мной случалось впервые — я была
опытной тусовщицей, умевшей пить не хуже любого мужика, и дурнота
от алкоголя была для меня непривычна. Окинув взглядом залу, я
поборола подступающую тошноту и смогла сфокусировать взгляд на
двери, прятавшейся среди высоких панорамных окон — она вела на
балкон. Не без труда добравшись до нее, я выскочила на улицу, резко
вдыхая свежий морозный воздух — начало ноября в этом году выдалось
на редкость холодным, словно не осень на дворе, а самая настоящая
зима.
От мороза по телу побежали мурашки — мое открытое платье с
глубоким декольте совершенно не защищало меня от ледяного ветра,
как и атласные перчатки, тончайшие чулки и лаковые туфельки на
шпильках. Но я не спешила уходить, чувствуя, как постепенно от
чистого воздуха проясняется в голове и отступает дурнота. Я взялась
за перила и осмотрелась — балкон выходил прямо на лес и казалось,
что снаружи нет ни единой живой души — вся жизнь сосредоточилась
внутри, в душной бальной зале, где толпились разодетые люди. А
здесь была лишь я, снег и темный, непроницаемый лес, едва-едва
освещенный по краю светом из окон и слабым светом звезд — ночь была
совершенно безлунной.