— Воронова, говорю по-хорошему, - Стрельников нависал над моей
партой горой мышц, казалось, его футболка не выдержит и порвется на
мощной груди, - не отмечай нас. Иначе опять перед Золушкой
оправдываться будешь за утерянный журнал.
Я резко вскочила со стула, трясясь от злости и раздражения:
— Не надо мне угрожать, Стрельников! - прошипела сквозь зубы, -
я отмечу все твои пропуски и пропуски твоих дружков, и только
попробуй сделать что-нибудь с журналом, или я...
— Или что ты? - скрестил он руки, играя мускулами и вкидывая
брови над ухмыляющимися голубыми глазами. Чересчур светлыми.
Которые, однако, темнели чуть ли не до фиолетового, в те минуты,
когда Стрельникова переполнял гнев. В такие моменты, он мог
убить.
Однажды, давно, он хотел убить меня...
— Или она снова побежит в деканат кляузничать, - фыркнула со
второго ряда Дашка Мельникова, местная краса, по уши влюблённая в
Стрельникова.
— Нет, сначала в столовую пирожки лопать и зад отращивать, -
заглумился Марат - подхалим и шестёрка. Его дружки заржал. Я же
залилась краской. Ударил, сволочь, по больному.
— Заткнись, - бросил ему через плечо Стрельников, и все
одновременно закрыли рты, - Викулечка, понимаешь...
И он положил свою тяжеленную руку на моё левое плечо, от тяжести
которой мои колени чуть подкосились.
— Не называй меня так, - скинула я чужую руку. Меня всю
передергивало от приторности его
фальшивого Викулечка.
— Ворона ей больше идёт, - снова вставила
Мельникова. Опять послышались смешки.
Эта дурацкая кличка прицепилась ко мне после того, как
Стрельников на втором курсе на мой номер поставил рингтон песни "Я
- ворона".
— Викулечка, - не услышал меня будто наш качок, - понимаешь, нам
эта латынь не пригодится, мы же не медики, так зачем нам целую пару
тратить своего драгоценного времени?
— Чтобы зачёт сдать.
— Мы и так сдадим, - фривольно подмигнул он мне, - пойдём с
нами, тоже немного проветришься. На улице так хорошо: весна,
птички, солнышко.
Завлекал он умело, но я же чувствовала, что он издевался.
— Иди куда хочешь, но в журнале я вас отмечу.
Я снова села на стул и уставилась в тетрадь. Только буквы
расплывались перед глазами.
— Ну и сука же ты, Викулечка, - прошептал Стрельников прямо на
ухо, отчего даже волосы на зытылке зашевелились, - я припомню тебе
это, ты же знаешь...
Я напряглась. Он словами на ветер не бросался, год назад я
"забыла" предупредить Стрельникова и компашку об внеочередном тесте
по английскому, и тот в отместку не сказал про дополнительные
занятия по физкультуре. В итоге вся группа получила зачёт, а
досдавала в Новогодние праздники. Однако показывать своего страха я
не собиралась. Как и всегда.
— Отодвинься от меня, - процедила, смотря прямо в его мерцающие
зрачки, - от тебя воняет как от пепельницы.
Стрельников и правда курил, но я лгала, пахло от него чертовски
приятно: по-мужски, запахом дорогих духов, дорогих сигарет и
дорогой новенькой машины немецкого автопрома.
Парень сузил глаза, выжигая во мне дыру, но отпрянул.
— Я предупредил, - бросил он напоследок через плечо, уходя из
аудитории. А с ним и половина группы: даже несколько девочек.
Осталось лишь несколько зубрил и я. Тоже зубрила.
— Ну что? - спросила Валечка Круглова, поправляя очки в круглой
оправе на горбатой переносице, - ты их отметишь?
Я взяла ручку и демонстративно поставила "энки" напротив фамилий
ушедших одногруппников.
Скорее всего, меня можно назвать вредной. Или противной. Хотя я
предпочитаю - принципиальной. Ну а на самом деле, просто
избалованной.
С детства меня окружали любовь, ласка и внимание. Я росла
активным ребёнком с лидерскими замашками. В начальной школе
одноклассники вертелись возле меня, как планеты вокруг Солнца. Моё
слово - закон. А в пятом классе из столицы к нам перевелся новый
ученик - Илья Стрельников, маленький, сутулый мальчик с кривыми
зубами. Именно его зубы рассмешили меня в тот день, когда классная
руководительница представила нам его, поставив напротив доски.
