— Ася, выдохни, у всех мандраж перед выступлением, особенно
перед первым. Ну, забудешь ты свою партию, налажаешь в нотах и
упадешь на сцене, с кем не бывает.
Подружка поправляет мои завитые локоны, перекидывая их через
плечо, и улыбается видя, что у меня уже пальцы от волнения дрожат,
как у алкоголика.
— Спасибо Светуль, ты умеешь поддержать.
— Не дрожи, малышка. Ты же и так знаешь, что лучшая на курсе.
Ах, ты такая красивая в этом платье! Как куколка хрупкая, а там
уже, между прочим, полный зал зрителей собрался! Так, все, выходи
уже, тебя представили. Покажи всем, кто такая Асия Синицына,
удачи!
Киваю, сглатывая, и делаю первый шаг на сцену из-за кулис. Ох,
чувствую, как теперь подрагивают не только пальцы, но и также
лодыжки на этих жутко высоких шпильках. Ходить на таких я не особо
еще умею. Это даже не мои туфли, если честно. Я одолжила их на
время выступления. Не упади, только не упади…
Это мое первое такое большое выступление, к которому я
готовилась, как проклятая, последние четыре месяца. Так…Бетховен.
Мой любимый Бетховен. Лунная соната. Ничего сложного, вообще,
ерунда. Главное, не упасть, не налажать. Не сбиться с ритма. Не
забыть поклониться, и еще куча всего…
Я в высоких лодочках на шпильке и черном платье в обтяжку по
колено, в котором чувствую себя слишком… раздетой. Не стоило его
надевать, но оно было такое красивое, что Света буквально заставила
меня его нацепить, прыгая предо мной почти что с бубном. Зря я
согласилась, точно зря. В простом худи и джинсах мне было бы куда
более привычно, но большой концертный зал в центральной опере все
же обязывает придерживаться дресс-кода.
Прикусываю губу. От волнения хочется пить, но назад дороги нет.
Я хочу выступить. Мечтала об этом и готовилась, как ошалелая, играя
даже по ночам. Ну же, давай, я смогу. Я готова.
Выйдя на центр сцены, мельком бросаю взгляд в зал. Ух…Полный,
битком забит, даже в этой полутьме видно. Многие на камеру меня
снимают, мелькают фотоаппараты и телефоны, а у меня внутри дикий
мандраж, иначе не назовешь.
Быстро кланяюсь, и в этот момент замечаю какой-то блеск. Прямо по
центру в первом ряду огромная черная тень. Зритель. Его лица не
видно, но кажется, это мужчина, судя по широченным плечам. Я
увидела блеск от его часов. Странно, почему меня вообще сейчас это
волнует.
Сильнее сжимаю ноты в ладонях, и вскоре устанавливаю их на
черное фортепиано. Красивое, новое, лакированное. Студентам, как я,
на таких редко приходится играть. В филармонии мы тренируемся на
обычных стареньких пианино, поэтому сейчас я даже трепет какой-то
чувствую. Этот инструмент звучит совсем иначе, пробирает, поэтому
вскоре моя мелодия начинает разливаться по всему залу, выходя
из-под пальцев идеальным лунным звучанием.
Играя, я замечаю, что зал словно застыл. Все слушают меня, тогда
как я то и дело кошусь в сторону этого блеска, доносящегося из
первого ряда. Кто это, и главное, почему мой взгляд то и дело
падает на эту тень?!
На удивление, со своей партией я справлюсь хорошо, и даже
проблемные участки мелодии, за которые всегда переживала, играю
отлично, поэтому как только поднимаюсь со стула, слышу
аплодисменты. Много громких аплодисментов.
Не могу сдержать улыбки. Овации. Первые в моей жизни.
Бросаю взгляд за кулисы, где Света уже едва ли не прыгает от
радости. Вижу, что машет мне. Ой, она показывает, что кто-то принес
мне цветы!
Осторожно подхожу к концу зала, и наклонившись, застываю. Очень
высокий мужчина в черном костюме и белоснежной рубашке подошел ко
мне.
Он молча протягивает мне букет цветов, и дико смутившись, я все
же его принимаю.
— Спасибо.
Улыбаюсь ему коротко, однако тут же жалею, что вообще подошла к
краю сцены. Этот мужчина…Очень высокий, смуглый, крепкий брюнет. От
него словно смертью веет и морозом каким-то арктическим, но хуже
всего его глаза…Серебристые, блестящие, как лед, и нет там вообще
никаких эмоций, кроме холода.
