Отражения фонарей в оконных стеклах напоминают пожары. Такие
маленькие островки огня, которые остаются после бомбёжки.
Шатаясь, иду по промозглым, осенним улицам, наступаю в лужи,
матерюсь, но продолжаю идти.
По-осеннему противно хлюпает в ботинках. Фигня. Дома кину на
батарею – высохнут.
Простудиться не боюсь. Меня не брали ни пули, ни взрывы, ни нож
прошедший в миллиметре от печени. Разве страшна крепкому,
тренированному, привыкшему к тяготам военной жизни телу какая-то
болячка. А если и подхвачу что-то серьезное, оно и к лучшему. В
последнее время я и сам упорно пытаюсь убить себя ударными дозами
алкоголя и беспутным образом жизни.
Захожу в первый попавшийся магазин и останавливаюсь около
витрины с алкоголем. Во мне уже плещется пара бутылок водки, но
этого мало для того, чтоб стереть из памяти грохот бомбежек, кровь
на руках и крик умирающего товарища. Душа требует добавки. Хочется
упиться вусмерть, чтоб отключиться окончательно. Забыться на пару
часов тревожным, тяжёлым сном. А потом все по кругу.
Тяжело облокачиваюсь на попавшийся под руку холодильник. Вредная
продавщица снова будет орать, но мне нет до этого дела. Ноги почти
не держат, да и дурацкая рана, похоже, снова раскрылась и начинает
противно ныть.
-Надь, дай две бутылки «Столичной», - прошу подошедшую ко мне
женщину.
-Ну, ты опять? – голосит она. – Только утром тебе продавала.
Отойди от холодильника, сломаешь ведь. Вот пьянь! Повадился ходить
на мою голову.
-Да не ворчи ты! – отмахиваюсь с досадой. – Всегда плачу, чего
балаган разводишь?
-Может потом отношения выясните? – раздается возмущенный девичий
голосок. – Взвесьте мне, пожалуйста, триста грамм шоколадных
палочек.
Оборачиваюсь и замираю, будто громом пораженный. В паре метров
от меня стоит идеал. Почему-то именно это слово первое появилось в
голове, когда увидел стоящую рядом девушку. Молодая совсем, почти
ребенок.
Отуманенный алкоголем мозг воспринимает медленно, отмечает лишь
детали. Тоненькая, словно тростинка, слегка покачивается на
нереально высоких каблуках. Джинсы обтягивают длинные, стройные
ножки, кожаная куртка распахнута, тонкие пальчики с длинными,
ярко-красными ногтями бегают по крохотной сумочке. Через плечо
перекинута толстая, иссиня-черная коса, которая доходит почти до
талии.
Замираю и просто любуюсь прекрасным видением.
Продавщица споро взвешивает печенье, девушка расплачивается и
идет к выходу. Тонкие шпильки звонко цокают по выщербленной
плитке.
Понимаю, что ещё мгновение и прекрасное видение испарится.
Отлепляюсь от холодильника и неуклюже иду за ней.
Мысли путаются в голове. Что сказать? Как остановить? Что
сделать, чтоб хоть как-то продлить мгновения нашей встречи?
С ужасом вспоминаю, как я сейчас выгляжу.
Впервые за весь этот тяжелый, беспутный период становится
стыдно. Стыдно до дрожащих колен, до удушающего жара в груди.
Но девчонка уходит и я делаю первое, что выдает мой отчаянно
тупящий после длительного запоя мозг.
-Девушка, - бормочу бессвязно, - девушка, вы удивительно
прекрасны.
Чудесное видение оборачивается и на мордашке вспыхивает
брезгливая гримаса. Девчушка тут же отводит глаза и ускоряет
шаг.
Черт! Ну и на что я рассчитывал?
-Надька! – вырываюсь в магазин. – Надька, две бутылки мне без
всяких разговоров, а то переверну твой магазин к чертовой
матери.
Продавщица испуганно подскакивает и кидается выполнять приказ.
Ей-Богу, прям как в армии! Пока не прикрикнешь – результата не
получишь.
День сегодня выдался тяжёлый. Сначала четыре жутко интересные,
но тяжёлые пары в институте, потом ещё работа.
Недавно научный руководитель пристроил меня в одну
благотворительную организацию, помогающую женщинам с детьми в
тяжёлом жизненном положении. Официально я младший помощник, по
факту – самый настоящий психолог. Работа ужасно тяжёлая
эмоционально, платят копейки, но зато какой опыт. Хотя, если
честно, мне ужасно хочется плюнуть и на этот опыт, и на работу
психолога с высокой колокольни.
