Густые клубы пара вкупе с табачным
дымом заполняют легкие. Глубоко вдыхаю через нос и задерживаю
глоток спертого воздуха в себе.
Черт побери! Как же хочется вдохнуть
вместо этой дряни горного свежего воздуха. Выехать на байке на
горный серпантин и с бешеной скоростью взобраться наверх, и дышать…
дышать… дышать…
— Давид, кажется, девочки
пожаловали.
Лениво потираю глаза подушечками
пальцев, убирая туманную пелену, чуть приоткрываю. Щели достаточно,
чтобы окинуть стайку полуголых девиц, которых Анатолий нам грозился
доставить еще полтора часа назад.
— Ага, — бурчу под нос.
После расслабляющего массажа и
профессионального минета трахать проституток мне перехотелось.
— Артур, — обращаюсь к компаньону, —
я мимо. Эти девки уже лишние. Толик припозднился немного.
Раскидываюсь на мягком диване.
Вытягиваю вперед ноги и закрываю глаза.
— Ну, так я себе пару девочек
отберу, Давид?! — слышу приглушенный голос Артура.
— Конечно, отбери, Ар, — киваю ему,
— и распорядись, чтобы мне комнату подготовили. Сегодня слишком
много дел решили, а завтра еще к отцу ехать.
— Разговаривать, скорее всего,
придется с твоим братом, Давид. Мне отчего-то кажется, что Георгий
Гурамович и не слышал о том, что замутил Николоз.
— Я надеюсь на это, — вопросы про
брата всегда для меня были щекотливой темой, и просто так
переливать из пустого в порожнее я не любил, даже с Артуром.
Одним резким движением встаю с
дивана.
— Пойду освежусь, Артур. А ты насчет
номера подсуетись и… — оглядываю девочек, которые до сих пор
толпятся у входа, — …и эту пусть отведут туда, — пальцем указываю
на ту, что стоит ближе к двери, — и пусть хорошо помоется.
***
Открываю дверь, прохожу вглубь
небольшой комнаты.
— Сколько тебе лет? — задаю вопрос
девке, которая, кажется, даже никак не отреагировала на мое
появление.
— Девят…двадцать, — тянет она, и я
понимаю по ее голосу, что она под кайфом.
— Давно работаешь? — сбрасываю с
себя одежду полностью и сажусь в кресло, что стоит в дальнем
углу.
Бассейн освежил, и мне вдруг
захотелось бурного продолжения вечера. Да и девочек русских давно
уже не трахал, а особенно таких молоденьких, как эта. Хотя, пусть с
виду она и юна, только вот больше чем уверен, дырки ее разработаны
все как надо.
— Ты молчишь? — выгибаю бровь и
одновременно чувствую, как в груди загорается злость.
Неповиновение. Единственное, чего я
не приемлю, так это неповиновение. У меня на него аллергия.
— Простите, что? — лепечет она, чуть
разжимая губы.
— Ты вымылась перед тем, как села на
кровать?
— Отпустите меня, — вдруг ее взгляд
приобретает ясность, и она вперивает в меня свои черные, почти без
радужки, глаза.
Секунда… две… и меня начинает душить
смех.
— Что? Что я такого смешного
сказала? — девчонка неожиданно подскакивает ко мне так близко, что
я могу рассмотреть каждую маленькую веснушку на ее курносом
носу.
— А теперь… отошла ровно туда, где
стояла, — резко обрываю смех и цежу сквозь зубы.
— Что?! Да вы… Да ты знаешь, кто мой
отец? Он тебя на ленточки порежет и в каждую завернет кусочки твоей
вонючей плоти…
Она не договаривает, потому что
хватаю ее лицо в ладонь и с силой толкаю девку к кровати.
— Ты совсем страх потеряла,
потаскушка? — встаю на ноги и подхожу к ней, возвышаясь над ее
миниатюрной фигуркой в полные сто восемьдесят девять
сантиметров.
— Если ты меня тронешь хоть пальцем,
— шипит она, потирая ушибленное место, — ты об этом пожалеешь. Я
клянусь, пожалеешь!
— На колени.
— Что? — лупит она на меня свои
черные глазищи, которые закрывают практически пол-лица.
— Слушай сюда, я с тобой возиться не
намерен. За тебя заплачено, и раз ты оказалась среди
девушек-проституток, то вывод напрашивается сам собой. Я не знаю,
как в вашей стране наказывается за отказ клиенту, но я тебе могу
рассказать, как за это наказывают девочек у нас, — склоняюсь над
ней и хватаю ее за волосы на макушке, дергаю вверх.
