Глава 1
Айдар
— Чувствуешь, Салманов? — Вячеслав
Тарнавский, будущий судья одного из самых известных,
коррумпированных и денежных судов столицы, взмахивает рукой,
направляя потоки римского воздуха себе в лицо.
— Что чувствую? — Я слежу за бывшим
однокурсником и хорошим другом, позволяя губам подрагивать в
улыбке. Тянусь за чашкой и делаю глоток крепкого итальянского
кофе.
Как ни странно, пусть ночь была
бессонной, но настроение у меня хорошее.
Типа отпуск. Рим. Лето. Вокруг —
шумная толпа. За спиной — Пантеон. Ноги вытянуты под столиком на
летней террасе туристического кафе. На языке — вкус итальянского
эспрессо.
— Запах свободы, Салманов. Это запах
свободы!
Слава шутит свою дурацкую шутку до
конца. Сам смеется, а я просто игнорю.
Пошел нахуй.
По-доброму, конечно.
Мы встретились, потому что случайно
оказались одновременно в городе на семи холмах. Я думал поговорим о
жизни и его планах, а в итоге все полчаса — о моей давнишней
«отсидке». Которая длилась два месяца пять лет назад и закончилась
моим безоговорочным оправданием.
Тогда я еще работал областным
прокурором. Взял за яйца страшных людей, десятилетиями сидевших на
таможенных схемах. Знал, что нужно быть очень-очень осторожным.
Никаких бабок ни у кого не брал, но меня «поймали» на взятке.
Спасибо любимой жене.
Бывшей, слава ее многоуважаемому
Аллаху.
Но если об «отсидке» я еще готов
говорить и даже терпеть шуточки, то об этом — нет. Вспоминаю — в
висках стучит.
Сложно самому себе ответить, почему
до сих пор так кроет. Но кроет. До конца не отпустил.
Этой ночью я хуево спал из-за
навязчивого сна и тонких стен дорогого пятизвездочного отеля. В
одном из соседних номеров — ребенок, справиться с которым мамашка
не могла до самого утра. Он рыдал и рыдал, и эти слишком трагичные
рыдания заползали мне в уши. Бесили. Душу теребили. Почему-то.
У меня нет детей и скорее всего не
будет. Не сложилось. Не срослось. С детьми в комплекте идет мать, а
ни один из двух моих браков ничем хорошим не кончился.
Сначала по-любви развелись. Потом
по-договоренности получил нож в слишком расслабленную спину.
Видать, не семейный я человек.
Но сейчас в уши снова заползает
детский плач. Мне кажется — тот же, из сна. Не хочу его слышать. И
тревогу чувствовать не хочу. Трясу головой, фокусируюсь на
Тарнавском.
— Ты когда домой, Салманов?
— Через три дня. Нужно офис новый
запускать. Хочу присутствовать.
Слава кивает и скалится. Снова
шутить хочет. Ну шути.
Про нынешнюю работу — с
радостью.
— Не жалеешь, что в бизнес ушел?
Тебя же вроде тогда просили остаться?
Мотаю головой. Не жалею ни на грамм.
Это Славе предстоит погрузиться в систему по самую макушку.
Нахлебаться дерьма и дай бог вынырнуть. Я свое дерьмо уже выхлебал.
Да и предательства я не прощаю.
Механику процесса моего слива я
изучил досконально. Разобрался в сути подставы и роли каждого
причастного.
Я понимаю, что мое же начальство
изучило мою жену хорошо, что хитрые люди надавили на больное и
очень грамотно, но простить предательство всё равно не могу. Ни им,
ни почему-то, сука, ей. Особенно ей.
Правда она и не просила больше.
Разок и всё. Достаточно.
Видимо, мое обещание уничтожить,
если встретится, ее впечатлило.
Но все это не ко времени.
Хватит.
— Немного в справедливость поиграл,
наелся. Кому-то надо и бабки зарабатывать.
Слава фыркает. Мне в затылок снова
бьет плач.
Сука, да бесит.
Стреляю взглядом на площадь. Почему
дети вечно рыдают?
Мамаши вообще умеют со своими детьми
справляться? Если нет, то нахуя заводят?
Я злюсь слишком сильно, как на самую
рядовую в мире ситуацию: детский плач в публичном месте. Но он меня
до костей пробирает. Громче становится. Определяет сердечный
ритм.
— Что ищешь?
