— Корней Андреевич, можно? — я вошла в кабинет, остановилась и
как можно более обаятельно улыбнулась. — Я на пересдачу.
— Присаживайтесь, — мужчина глазами указал на стул напротив
своего стола. — Вы?..
— Сафарова Севиль. Группа ФМ-309.
Пока я представлялась, я не прекращала улыбаться и источать
солнечность. Не зря говорят: улыбайся, и люди к тебе потянутся. И я
бы очень хотела, чтобы Корней Андреевич потянулся к моей зачётке, и
черкнул в ней то, что мне нужно!
— У меня были некоторые проблемы с неравновесной термодинамикой,
— бодро пояснила я, изящно перефразировав честное и ёмкое: в этом
предмете я полный ноль. — С Николаем Федоровичем я созванивалась на
каникулах, и мы договорились, что я окажу некоторую помощь родной
кафедре. Он же передавал вам? Вот, — наклонилась, и принялась
доставать из пакета свои дары, — методички распечатала с запасом,
бумагу для принтера купила, и тут еще…
— Стоп, — Корней Андреевич слегка нахмурился. — Севиль, может,
вы присядете?
Может, и присяду. Но не хотелось бы. Но я тихо вздохнула и
подчинилась.
— Я правильно вам понял: вы предлагаете поставить вам зачёт за…
это, — преподаватель пренебрежительно кивнул на огромную стопку
бумаг, которую я, между прочим, еле дотащила до кафедры. — И
утверждаете, что договорились с моим предшественником. Так?
— Договорилась, — кивнула я, и торопливо уточнила: — Это же не
взятка! Николай Федорович взял с меня честное слово, что предмет я
выучу. Просто чуть позже. Вдумчиво, основательно, фундаментально.
Сказал, в сентябре поставит зачёт за четвертый семестр, и… — я
вздохнула, искренне печалясь из-за срочного переезда Николая
Федоровича в Канаду.
Не мог что ли, как обещал, принять взятку, поставить зачёт, и
уже после этого к сыну переезжать на ПМЖ?! Или хоть пораньше бы
предупредил, что уволился, я бы постаралась выучить эту дурацкую
неравновесную термодинамику летом. А то я же понадеялась,
расслабилась, а как каникулы закончились, так и узнала, что Николай
Фёдорович улетел, и вернуться не обещал.
И теперь вместо шестидесятилетнего милого, рассеянного Николая
Федоровича у нас преподаёт буравящий меня высокомерным взглядом
тридцатичетырехлетний Корней Андреевич Ветров.
Говорят, его отец — тот самый Ветров. Член-корреспондент
РАН.
Говорят, Корней Андреевич еще во время учёбы в аспирантуре свой
бизнес создал, и после защиты кандидатской и не думал нести
студентам доброе и вечное. Но ректор очень уж просил. А лучше бы не
просил. Лично я бы прекрасно обошлась в этом году без таких подлых
сюрпризов, как новый преподаватель.
А еще немногочисленные девчонки нашего курса о Корнее Андреевиче
говорят. Так много говорят, да еще и с придыханием, что даже бесят.
Нашли в кого влюбляться — в представителя вражеского лагеря, да еще
и в не самого молодого. Ему же целых тридцать четыре года!
— … вы меня слушаете? Севиль?
Ой!
— Да, — закивала я, хотя не слышала ни словечка. И Корней
Андреевич, кажется, это просёк. — А вы можете повторить? — сдалась
я.
— Макулатуру заберите. Готов принять у вас зачёт.
— Вот, — зачётку я сжимала в ладони, и радостно шлёпнула её на
стол преподавателя.
— Не нарисовать, а принять, — лицо Корнея Андреевича осталось
суровым, как воплощение российской науки, но глаза насмешливо
сверкнули. — Термодинамику вы не сдали еще весной, а значит, у вас
было всё лето, чтобы подготовиться. Вы же давали Николаю Федоровичу
честное слово?
Я неуверенно кивнула, предчувствуя катастрофу.
— Готовились? Вот и отлично. На взятках сэкономите, — хмыкнул
преподаватель. — Севиль, сформулируйте принцип Кюри, и расскажите о
его роли в неравновесной термодинамике.
Улыбка окончательно стекла с моих губ. Ох, Николай Федорович,
как же вы подставили меня своим переездом!
