В человеческом опыте есть особое измерение, где власть слов заканчивается и начинается царство истинного понимания. Это измерение, где мысли растворяются в своём источнике, где вопросы исчезают в объятиях ответа, где искатель обнаруживает себя тем, что искал. Мистики всех времён называли это священное пространство по-разному: великое безмолвие, изначальная тишина, голос неслышимого. Но все эти названия указывают на одну тайну – на то совершенное безмолвие, в котором рождается всякая речь и в которое возвращается всякое слово.
Когда разум обретает прозрачность чистого зеркала, когда сердце расширяется до размеров космоса, когда священные энергии пробуждаются для своего танца, – тогда наступает четвёртый акт великой мистерии возвращения домой. Это уже не понимание истины, не переживание любви, не трансформация энергии. Это – погружение в саму основу всего сущего, в то безграничное присутствие, из которого возникает и в котором исчезает весь проявленный мир.
Но что же это за безмолвие, которое красноречивее всех речей, за тишина, в которой заключены все звуки мироздания? Мудрецы говорят, что это сама ткань реальности в её первозданной чистоте, само дыхание Абсолюта до того, как оно становится выдохом творения. И когда человек погружается в это безмолвие, он перестаёт быть просто слушателем тишины – он становится самим этим безмолвием, обретшим способность к самосознанию.
Встреча со священным молчанием не происходит по желанию ума. Она не достигается с помощью техник медитации, хотя их можно использовать как дорожные знаки на пути. Истинное безмолвие открывается тогда, когда исчерпываются все попытки его достичь, когда ум устаёт от поисков и, наконец, сдаётся. В этой капитуляции, в этом священном поражении всех усилий и рождается победа – не победа кого-то над чем-то, а победа Тишины над иллюзией того, что тишина может быть объектом поиска.
И тогда начинается самое удивительное путешествие из всех возможных – путешествие вглубь самого себя, где каждый шаг внутрь оказывается шагом в бесконечность, где каждый уровень молчания открывает океаны ещё более глубокого безмолвия. У этого путешествия нет карты, потому что каждый путешественник сам становится территорией, по которой он путешествует.
Но самое поразительное в этом погружении то, что искомое безмолвие оказывается не достижением, а узнаванием. Священная тишина – это не то, чем мы становимся, а то, чем мы всегда были. Безмолвие – это не состояние, в которое мы входим, а сама основа нашего бытия, которую мы наконец перестаём воспринимать как нечто само собой разумеющееся.
«Священное безмолвие не достигается – оно узнаётся как то, что никогда не исчезало»
Когда начинается это узнавание, первое, что поражает искателя, – это абсолютная простота того, что казалось такой сложной тайной. Молчание не скрывается где-то в далёких пещерах или на вершинах гор. Оно здесь, в самом обычном моменте чтения этих строк. Оно в паузе между вдохом и выдохом, в промежутке между двумя мыслями, в том невидимом присутствии, благодаря которому возможно любое переживание.
Тишина, которую мы ищем, всё время ищет нас. Безмолвие, к которому мы стремимся, само является источником нашего стремления. И в какой-то благословенный миг происходит встреча – не встреча двух разных реальностей, а узнавание одной реальностью самой себя в игре кажущейся двойственности.
«Когда молчание встречается само с собой, рождается вселенная звуков. Когда звуки возвращаются домой, остаётся только изначальная Тишина»
В этом узнавании растворяется последняя иллюзия – иллюзия искателя. Тот, кто думал, что ищет молчание, обнаруживает, что сам является этим молчанием, играющим роль искателя. Тот, кто стремился к тишине, понимает, что был самой этой тишиной, временно забывшей о своей природе.
