Какое чудо быть живым: уметь дышать, видеть, слышать, чувствовать, двигаться. Прохладные гладкие клавиши, как изваяние искусства, как скульптура, оживающая под пальцами мастера. Легко опускаю пальцы на белые полосы. Инструмент отзывается, как послушный зверек. Ноты сменяют друг друга, пальцы скачут по гладким ступеням, настроение мелодии то взлетает вверх, то рушится вниз.
Раздается стук в дверь. Этот непрошенный бесцеремонный звук из другого мира возвращает меня в комнату. Муза становится недосягаемой, оставляя меня в гордом одиночестве.
– Заходи, – тяжело вздыхаю я.
В комнате появляется мама. Ее длинные волосы выглядывают из-под полотенца, скрученного в форме чалмы.
– Олечка, прости, что отвлекаю. Я знаю, ты не любишь этого. К тебе гости – Никита пришел.
В душе восторженно трещат цикады. Мама замечает мою радость, поправляет мне волосы. Пытаюсь увернуться, но она успевает сделать по-своему. Выхожу в коридор. Мама следует за мной, как тень. Никита стоит в клетчатой рубашке, где половины разного цвета. Светлые широкие джинсы скрывают его худые ноги. Его любимые заношенные кроссовки уже стоят на полочке.
– Пойдем, – без приветствия хватаю Никиту за руку, невольно подмечая его аккуратные ногти, и увожу в комнату.
– Может, чайку попьете со мной? – предлагает мама.
– Мам, нет. Мы будем заниматься, нас не отвлекать и не мешать!
На душе грустно за нее. Запираю дверь в свою комнату. Никита тут же прилипает своими влажными губами к моим. Забываю обо всем, что меня тревожило. Мои руки поднимаются по его шее, задевают серьгу в ухе и утопают в волосах. Никита лезет под мою футболку и замирает, не нащупав застежки от бюстгальтера. Стаскиваю с него рубашку, подталкиваю к кровати. На фоне голого торса сияет серебристое ожерелье, сделанное будто из проволоки, пружин и миникарабинов. Если бы я не видела такое в ЦУМе, считала бы, что эту фигню он смастерил сам. Никита усаживается удобнее. Я в это время закрываю окно и задергиваю шторы.
– Скоро я буду свободна, словно птица в небесах, – пою я, присаживаюсь сверху.
– Будущая именинница.
Его руки скользят под футболку. Дыхание тут же сбивается.
В этот момент все уходит на второй план. Главное – это его горячее тело, шумные выдохи, единство. Сердце отстукивает ритм жизни и страсти.
Накидываю легкое домашнее платье. Никита бросает в мусорку очередную использованную влажную салфетку и поднимает штаны.
– Я еле дождался этого дня. Как прошли экзамены в музыкалке?
– Все на отлично. Исполнила «Шаг к свободе». Ты его не слышал еще. – Как и все, что я сочинила. Сажусь за пианино. – Хочешь, сыграю?
– В другой раз.
Никита, стоя перед зеркалом, поправляет блондинистые вечно взлохмаченные волосы. Он напоминает мне южноафриканскую овчарку с длинной шерстью. А мама так и не разрешила завести собаку.
– Мне надо по магазинам пройтись. А то скоро без трусов буду ходить.
– Зато будет проще тебя раздевать.
Никита смеется над моей шуткой, целует в губы.
– Я позвоню.
– Побудь еще со мной. Я тебе еще столько всего не рассказала…
– В другой раз.
– Хорошо, – сдаюсь, зная, что, если попросить еще раз, Никита начнет злиться.
Провожаю Никиту в коридор. Слышу, как в соседней комнате работает телевизор. К счастью, в этот раз мама не выбегает проводить. Снова целуемся. Так не хочется, чтобы он уходил! Вот поступлю в универ, мы съедемся, будем жить вместе и просто кайфовать, много обниматься и разговаривать.
Никита скрывается за входной дверью. Мечтательно кружусь в сторону ванной, дабы принять прохладный душ.
Возвращаюсь в комнату, открываю окно. На тумбочке возле кровати стоит фотография, где я обнимаю Никиту со спины или даже вишу на нем, как рюкзак. Представляю, что скоро там будет фотография со свадьбы. Я буду в белом пышном платье. Или мы будем в тематических костюмах в стиле фей или панков.
