1
Луиза подхватила маленькую синюю лейку с длинным узким носиком. У неё закралась мысль достать белую акварель и нарисовать на синем пластике кучерявые облака, чтобы лейка не выглядела такой скучной, такой обыкновенной. Тонкая струйка воды полилась из носика, впитываясь в рыхлую землю. Луиза довольно улыбалась, представляя, как корни кактусов жадно втягивают живительную влагу.
Нежные пальчики коснулись мягких иголок. Это был её маленькийzq ритуал каждое утро, вот уже два года. Лишь воскресные дни отличались порядком действий : сначала полить – потом коснуться. Она представляла, что так пробуждает колючих приятелей от сладких грёз, и они, открывая глаза, радуются первым лучам солнца, так же, как радуется им она. Каждое воскресенье, проведённое с лейкой в руках, грело душу приятными воспоминаниями.
Когда Луиза захотела чтобы в доме появились цветы, бабушка долго искала те, что не вызывают аллергий. три года назад Ба подарила ей маленький кактус маммилярию, она до сих пор помнила, как внучка смотрела на нее горящими глазами. Кактусов стало больше, а два года назад, когда Лу ничего не радовало и не хотелось больше жить, именно колючие друзья стали её единственной поддержкой. Ей нравилось касаться их по утрам, лёгкие покалывания колючек помогали помнить, что она живая. Чувствовать.
Отставив лейку в сторону, Луиза заняла кресло-качалку, удобно стояло возле потрескавшейся деревянной рамы окна, заботливо покрытой тёмным лаком. Сейчас из дома должна выйти бабушка. Это ещё один ритуал – Шарлотта отправлялась в центр города за покупками по воскресеньям, а Луиза сидела на своём излюбленном месте, плавно качалась в кресле, пригретая теплом утреннего солнца, и махала ей рукой.
Дверь на крыльце открылась, слегка скрипнув, выпуская наружу высокую женщину в бордовом пальто. Седые волосы, собранные в аккуратный пучок, спрятались под шляпой из плотного фетра с витиеватым узором по кромке. Она дошла до выбеленной калитки и обернулась, ища за чистым стеклом фигуру внучки. Луиза улыбнулась и взмахнула пальчиками в воздухе. Шарлотта помахала ей в ответ и покинула двор, направляясь по асфальтированной дорожке в сторону автобусной остановки.
Луиза, накрыв ноги разноцветным лоскутным пледом, печально вздохнула. Она никогда не покидала родных стен, если, конечно, не считать многочисленных больниц и кабинетов практикующих врачей, давно ставших ей вторым домом. Она никогда не бегала по горячей дороге. Не прыгала по холодным лужам, набежавшим после долгих дождей. Не ходила в школу, не ругалась с придирчивыми учителями, у неё никогда не было друзей – да и откуда им было взяться… А ещё Лу никогда не влюблялась…
Она, словно её любимые кактусы, росла в декоративном горшке, каким стал для неё бабушкин домик… Шарлотта очень любила внучку, а потому слишком боялась за неё, ведь несовершенный остеогенез* не приносил ничего позитивного в жизни обеих. Улица – слишком опасно, школа – тоже не может быть безвредной. О кино или торговом центре девочка лишь читала в интернете и слышала от самой бабушки. Лу, как называла девочку Шарлотта, всё осознавала, но чрезмерная, порой давящая забота и вынужденное одиночество душили.
Когда ты в пятнадцать лет не можешь выйти из дома даже в чёртову школу, а всё твоё общение сводится к бабушке, семи кактусам на подоконнике и соседке мисс Лоран, приходящей по средам на кружку горячего травяного чая, – ты чувствуешь свою ущербность от болезни. Особенно остро она ощущается, когда проходящие мимо "замка полной защищённости" сверстники, бурно жестикулируют при воспоминаниях о пережитых в этот день уроках, весело разговаривают и толкают друг друга плечами.
"Нет, они не такие, как ты, они лучше, они ведь нормальные", – думала Лу, смаргивая слёзы. Сердце терзалось от подобных мыслей. Она желала снова стать совсем маленькой, крохой, забраться под согревающий бок бабушки, которая укрыла бы своей слегка покалывающей голые плечи шалью, забыв обо всех трудностях и неурядицах.
