- Лиза! Ли-и-иза! – подергала меня за руку Арлин.
Лучшая подруга пыталась вытащить меня из мечтательно-эйфоричного
состояния и вернуть в реальный мир, в котором, впрочем, ожидали все
те же эйфория и ощущение сбывшегося чуда. – Да спускайся ты уже с
облаков на землю! – шутливо возмутилась Лин, но с ее губ тоже не
сходила глупая радостная улыбка. Она была счастлива за меня.
Счастлива вместе со мной.
- Я здесь, перестань меня тормошить, - аккуратно
отцепила ее руку от своей, стараясь не задеть и не повредить
кружево. Мне казалось, что любое неосторожное движение превратит
это белоснежное застывшее волшебство в обрывки ниток, а потому
никому не позволяла прикасаться к рукавам. Да и сама передвигалась
в этом платье с излишней, на взгляд подруги, осмотрительностью. –
Что за паника на корабле?
- Ричард приехал! – возбужденно прошептала Лин, и
платок, белоснежный шелковый прямоугольник, выпал из моих вмиг
ослабевших пальцев. Я резко стала осознавать окружающий мир:
увидела сосредоточенно-предвкушающее выражение лица лучшей подруги,
услышала конское ржание и громкие голоса за окном, почувствовала
сладкий аромат множества цветов. Сердце в ответ на эту новость
пропустило удар и зачастило с удвоенной силой, а щекам вдруг стало
очень горячо.
Дик! Он уже здесь! Губы сами собой расползлись в
счастливейшей из улыбок, и я бы наверняка бросилась к окну в
надежде хоть краем глаза увидеть Ричарда, но Арлин вовремя
перехватила меня за руки. В этот раз она предусмотрительно
схватилась за ладони. Я послушно последовала за ней вглубь комнаты
и позволила усадить себя на кремового цвета софу, но все никак не
могла отвести взгляда от окна. Глупо, понимаю. Дика никто и не
пустит в эту часть сада, в сторону этих окон, ему даже смотреть
сюда не разрешат, но мне так хотелось увидеть знакомый силуэт за
стеклом на фоне буйной зелени! Представляя его в красивом черном
костюме, с бутоном розы в петлице и напряженным взглядом,
постукивающего в нетерпеливом ожидании ногой, я всей душой
стремилась к нему. Дик!
- Лиза!
В комнату взволнованной птичкой впорхнула мама.
Кажется, она переживала даже больше меня. Я ободряюще улыбнулась ей
и встретила радостный взгляд. Мамочка… сегодня она была особенно
красива, такой я ее раньше не видела. Нежное персиковое платье
удивительно шло ей, подчеркивая темные волосы. В карих глазах
собрались слезы, и ей часто приходилось поднимать руку и стирать со
щек соленые капельки. Ткань перчаток на кончиках пальцев была уже
совсем мокрой, мне это даже с другого конца комнаты было видно, но
мама этого не замечала.
Она подлетела ко мне и, наклонившись, прижалась своим
лбом к моему. Взяв в плен мои ладошки, крепко сжала их и
прошептала:
- Лиза, девочка моя… Как же я счастлива! Пресветлые
Боги, как же я счастлива!
Я высвободила одну руку и нежно погладила маму по щеке.
Перчатки тут же впитали в себя соленую влагу, но разве сейчас имеют
значение такие мелочи? Я никогда еще не видела маму такой
взволнованной и безмерно счастливой.
- Мам, Дик уже внутри, да? – шепотом спросила я,
сильнее стискивая ее руку. Мама чуть поморщилась, и я торопливо
ослабила хватку. Правая рука Оливии Гордон, самой лучшей женщины на
свете, была обезображена ожогами. Эти шрамы мама получила еще в
детстве, когда сгорел их дом, и кожа за много лет стала грубой и
невосприимчивой к прикосновениям, но мамочка утверждала, что вполне
может чувствовать их, если сжать руку довольно сильно. Моя милая
мамочка, вынужденная всю жизнь носить перчатки до локтя и прятать
свое "уродство"… Как хорошо, что папу такие вещи совершенно не
волнуют!
- Да, солнышко, - улыбнулась мама, присаживаясь рядом.
Арлин, подскочив к двери, осторожно выглянула наружу, но через
несколько секунд с разочарованным вздохом захлопнула ее и
повернулась к нам.
