Рута уже лет с пяти знала, кто её мать и чем занимается. Некрасивая, рано поблёкшая и болезненная на вид женщина была ведьмой-стригой или пережинщицей. Когда поспевала рожь, мать пробиралась в полночь к чужому полю, раздевалась на меже до рубахи, распускала жидкие серые волосы, и ездила по житу верхом на ухвате, срезая колосья единственной узкой полоской. И этого было достаточно, чтобы при обмолоте бо́льшая часть урожая сама собой оказывалась в амбаре ведьмы. Вместительные деревянные сусеки заполнялись зерном полностью, ведь пережинщица одним полем не ограничивалась. Обворованные же трудяги-селяне, радовавшиеся всё лето полновесному колосу, получали в основном солому да мякину.
Присвоив чужой урожай, мать Руты срочно и тайно его продавала. Давнему знакомцу, лихому купцу, который приезжал за товаром ночью и всегда давал лишь половину ярмарочной цены. Ведь не всякий рискнёт купить пусть и отборное, но подозрительное зерно, которому почему-то спокойно не лежится. Каждое вытянутое зёрнышко ржи, и в куче, и поодиночке, стояло торчком, балансируя на самом кончике и выдавая пережинщицу с головой. Правда, стоило купцу отъехать от амбара ведьмы за версту, зачарованное зерно переставало топорщиться и падало на бочок. Становилось обычным, и купец наваривал на его продаже звонкую деньгу.
Матери Руты тоже хватало средств не бедовать до следующего урожая. Мало того – часть денег ведьма откладывала на очередной переезд. Не могла жить на одном месте больше трёх-четырёх лет, и по истечении этого срока непременно продавала, часто за бесценок, избу и убиралась с дочкой куда подальше. Ведь рано или поздно селяне свяжут странные неурожаи с появлением в их деревне пришлой вдовы. И однажды ведьма действительно попалась, а поспособствовала этому, пусть и невольно, собственная дочь.
Руте шёл тогда восьмой год, обликом смуглая, темноглазая и темноволосая девочка пошла не в мать, и была большой лентяйкой и самовольницей. Всё бы ей носиться без дела с утра до ночи. Ведьме даже приходилось дочку поколачивать. Надоело хлопотать по хозяйству одной, пусть это всего лишь небольшой огород и с десяток куриц. И всё равно трудолюбие и послушание в Руту никак не вбивались. После очередной трёпки надаёт обещаний с три короба, и вскоре опять сбегает от работы на улицу, в компанию таких же бездельников. Сарафанчик у девчонки постоянно в пыли и репьях, смоляная косичка растрёпанна, зато личико сияет от полноты жизни, а яркий рот вечно до ушей.
Ещё больше чем домашнюю работу, дочка ведьмы не любила вникать в тонкости кормившего их чародейства. Мать уже начала её понемногу обучать волшбе и у Руты даже обнаружились немалые способности, хотя ведьмой от рождения она не была. Матушка заимела дочку от обычного человека, похоже, с юга страны, судя по чернявости получившегося младенца. Возможно, от никогда не виденного отца Рута унаследовала и склонность к безделью.
В тот роковой для их маленькой семьи день ведьма велела дочери следить, как наполняются сусеки. Заканчивался щедрый месяц жнивень, поля свои труженики убрали и занимались молотьбой, и в амбаре пережинщицы, прямо в воздухе, возникла золотистая струйка зерна.
С приятным шуршанием она ссыпалась в один из больших деревянных ларей, и Руте следовало не прокараулить момент, когда тот заполнится полностью. После чего изменить направление струи, перетянуть её к новому сусеку, что девочка уже прекрасно умела. Сама же ведьма – для всех соседей скромная отзывчивая вдова, – согласилась посидеть с чужими маленькими детьми, родители которых поехали на мельницу. Вообще-то ведьме на сопляков было наплевать, но ради поддержания доброй молвы приходилось время от времени идти на жертвы.
