Фолл—Ривер,
7 лет назад
Сердце отбивало бешеный кульбит,
отчего даже в висках чувствовался яростный пульс. Ноги сами неслись
к машине, не обращая внимания на зрителей, которые с интересом и
опаской наблюдали развернувшуюся картину. Мысли парня уже давно
спутались в клубок, который не в силах распутать ни он, никто-либо
ещё.
«Зачем я вообще приехал. Зачем я
встретил его. Зачем повелся на провокацию», — возникало в
голове парня, и тут же сменилось другим вопросом: «Простит
ли она меня?».
Дёрнув за ручку автомобиля, которая
на удивление не сломалась от той силы, которую к ней приложили,
юноша запрыгнул в машину и быстро завел двигатель, который в ту же
секунду зарычал.
Парень перевёл дыхание, чтобы
успокоиться. Единственное, что ему сейчас поможет — это
рассудительность. Он может в порыве эмоций сказать лишнее, сделать
то, о чем пожалеет и далее по списку.
«Ты уже сделал то, что сделал.
Хуже не станет, поверь», — заскрипела совесть в голове.
От злости на себя парень стукнул
ладонями по рулю, отталкивая себя от затеи ударить того ублюдка,
который всё испортил. Он поймал себя на мысли, что выпотрошит из
него все дерьмо, если Алисия не простит его. Её глаза, на тот
момент, отражали разочарование, которое и поспособствовало
прекращению его действиям. И он запомнит этот взгляд на всю
жизнь.
Выкрутив руль, он выехал на дорогу,
выискивая глазами жёлтый авто. Она не могла далеко уехать. Алисия
плохо владела водительскими навыками, и, когда они куда-то уезжали,
то за рулём всегда сидел он. Благодаря этому, сейчас ему не
составило труда заметить знакомую машину.
Он зажал педаль газа и на всей
скорости устремился за Алисией. Эти кошки мышки ему нравились, ведь
он точно знал, что ждёт их, когда он догонит её. На лице у него
заиграла предвкушающая улыбка.
В этот момент его обогнал другой
автомобиль, становясь единственной преградой между ним и Алисией.
Ярость в груди у юноши заклокотала, сопровождаясь злосчастными
картинками в голове.
Он потянулся к телефону и набрал её
номер.
Гудок. Гудок. Гудок.
В это время Алисия перевела
напряжённый взгляд заплаканных глаз на телефон, на экране которого
высветилось имя причины её слез. Она долго смотрела на телефон,
думая принять ли звонок.
В одно мгновение, до него донёсся
звон разбившихся стёкол и визг автомобильных шин, которые замолчали
также быстро, как и прозвучали. Испуганно устремив взгляд на
дорогу, он увидел то, как желтая машина, точней, остатки от неё —
полыхали огнём.
Принстон,
Наши дни.
С раннего детства мне внушали о том,
что нет ничего невозможного, но как можно говорить это человеку,
руки которого скованы семейными обычаями, традициями и делом?! Чушь
собачья, нет ничего невозможного для того, кто раскован, проживая
жизнь, руководствуясь собственным выбором, а такое не обо мне. Даже
за тысячу миль — родителям удаётся держать меня на поводке, словно
собачку, отчаянно пытающуюся перегрызть эту линию, которая тянется
от шеи к рукам её хозяев. Но где-то мне удаётся вытянуть поводок из
их рук, и тогда я отрываюсь по полной, позволяя себе намного
больше, чем-то возможно девушке, род которой, отчасти, примыкает к
«голубой крови».
Мы не являемся частью королевской
семьи, которая живёт во дворце, где на столе с левой стороны от
тебя лежит пара вилок разного размера, с правой стороны — нож и две
ложки, прямо — десертная вилка и ложка. Плюсом к этому, по правой
стороне тянутся три бокала, чашка с блюдцем, а противоположно им —
ещё одна тарелка с ножом и салфетка. Нет, это не о нас, но эти
правила этикета мне известны ещё с той поры, как меня пересадили с
детского стульчика на царский трон в виде стула за столом. Мои
родители с какого-то троюродного или четвероюродного родства
решили, что мы являемся частью семьи во дворце и обязаны следовать
всем правилам подобной жизни. Я, конечно, с ними в корне не
согласна, но кто меня будет спрашивать? Это обязанность, а не
выбор.
