Яна Цветкова уныло смотрела в окно на медленно падающий снег и бегущих по своим делам людей, охваченных предпраздничной суетой. Лица у всех были озабоченные, но веселые. Перед Новым годом все пребывали в приподнятом настроении, в ожидании чуда. Ждала чуда и госпожа Цветкова.
Она пришла на встречу со своей знакомой Елизаветой Лариной в одно из московских кафе. Женщины расположились за дальним столиком и заказали кофе. Лиза сама напросилась с ней встретиться и теперь без умолку трещала о своих мужчинах и любовных победах.
– Когда ты уже угомонишься? – удивленно спросила Яна.
– А чего это ты меня угомонить хочешь? Я и не собираюсь… Я – женщина, а это звучит гордо.
Яна, уже уставшая слушать про ее похождения, медленно размешивала сахар в чашечке.
Яна Карловна Цветкова родилась в Твери, в тихом провинциальном городке, где стиль жизни и размеренность быта резко отличались от столичного. Мама Яны, Валентина Петровна, всю жизнь проработала в Театре юного зрителя, сыграв несметное количество принцесс, золушек, баб-йог и прочих кикимор. Яна все сознательное детство провела за кулисами и наблюдала закулисную жизнь во всей ее красе. Ей в голову не приходило стать актрисой, хотя задатки у нее были неплохие. По крайней мере, так считала ее мама. Маленькую Яну бросало в дрожь, когда красавица-принцесса снимала с головы парик и отклеивала ресницы, смывала кремом грим и превращалась в немолодую, усталую женщину. Под воздушным невесомым платьем скрывался утягивающий корсет, призванный сделать стройным отнюдь не девичье тело, а под длинными перчатками уже дрябловатые руки. Так в неокрепшем сознании девочки разрушалось сказочное волшебство. Еще более нелепо и подозрительно выглядело действо, когда пьяного, чуть живого или не отошедшего от вчерашнего актера запихивали в костюм Колобка или Серого волка. Наблюдая за ним на сцене, Яна знала, что это не глуповатый волчище или беззаботный персонаж из муки и сметаны, а жуткий, небритый мужик с красными глазами и перегаром. И если кого-то и манит прекрасный мир театра, где можно перевоплотиться в кого угодно, то Яну это обстоятельство только пугало. Мама, конечно, пыталась убедить ее в обратном.
– Ты пойми, дорогая! – с жаром восклицала она. – Просто ты видишь не самый лучший пример артистического искусства, когда возрастные дядьки и тетки играют сказочки для детей. Естественно, и реквизит соответствующий, и выглядим мы как фрики… – Валентина Петровна, всю жизнь посвятившая искусству, говорила несколько наигранно. – Но что делать? У меня, например, внешность такая, что только в ТЮЗе Буратино играть… А у тебя же талант и внешние данные потрясающие. Ты у меня высокая, стройная, с длинными роскошными волосами. А глаза какие! Яркие, голубые! А темперамент какой! – явно гордилась дочкой Валентина Петровна. – Тебя возьмут в любой драматический театр! И не абы где, а в Москве! – Для мамы Яны это была высшая точка в карьере.
Яна же сопротивлялась как могла и в итоге поступила в медицинский институт на стоматологический факультет, который успешно и окончила. Оригинальностью Яна, конечно, была и в отца и в мать.
В молодости Валентина Петровна упорно отвергала ухаживания коллег и богатых поклонников, но ни с того ни с сего ответила взаимностью рабочему сцены и родила от него дочь. Жили они более менее сносно, но в тяжелые кризисные времена отец Яны бросил копеечную работу в театре и подался на кладбище плотником. Валентина Петровна играла зайчиков и лисичек в полупустом зале, а он строгал гробы. Вот такая семейная идиллия.
Все бы могло и дальше идти таким чередом, если бы отец Яны не пил как сапожник. Однажды он в очередной раз напился, поскользнулся на мокрой глине и упал в вырытую глубокую могилу. Как на грех, в тот день лил проливной дождь, и отец Яны не смог выбраться, он просто-напросто захлебнулся. Жуткий конец, но весьма предсказуемый, учитывая образ жизни, который он вел.
