За иллюминатором проплывали ослепительно-белые ватные поля, за которыми угадывался бескрайний синий купол. Самолет гудел ровно и убаюкивающе, но уснуть я не могла. Рядом, прикорнув у моего плеча, спал Степа. Его длинные ресницы отбрасывали тени на щеки, рот был приоткрыт, а в руке он до последнего момента сжимал карточку с посадочным билетом, словно это был самый важный пропуск в мире.
Я смотрела на него, и сердце сжималось от приступа такой острой, почти болезненной нежности, что дыхание перехватывало. Он всегда так засыпал – полностью, без остатка, доверчиво прижавшись ко мне, как будто я была его главной и единственной крепостью. В восемь лет он все еще верил, что мама может всё.
Легкая турбулентность встряхнула кресло, он сморщил носик, что-то пробормотал во сне и прижался крепче. Я поправила слетевший на пол плед и укутала его. Моя рука сама собой потянулась к его волосам – мягким, пушистым, как одуванчик. И в этот момент, под монотонный гул авиадвигателей, настоящее растворилось.
Меня отбросило на двенадцать лет назад. В душное студенческое кафе, пахнущее растворимым кофе и свежей выпечкой.
12 лет назад.
– Захара, слышал, ты одиннадцать вариантов курсовой за ночь написала. Предлагаю партнерство: мой доступ к закрытым базам данных в обмен на твои мозги. И, возможно, ужин.
Голос был самоуверенным и бархатным одновременно. Я даже поднимать глаза не стала, продолжая водить маркером по конспекту макроэкономики. Передо мной стоял Арсений Быстров – живая икона стиля и наследник состояния, которое, казалось, даже он сам не мог до конца оценить. Он был с «айтишного» факультета, но его слава простиралась далеко за пределы его кафедры. Он пах не просто дорогим парфюмом, а целой историей – в его шарфе угадывались альпийские склоны, в часах – цюрихские мастерские.
Я наконец оторвалась от текста, медленно подняла на него взгляд, давая ему понять, что он отвлекает меня от куда более важных вещей, чем его персона.
– Быстров, твои предложения пахнут дорогим парфюмом и дешёвым пикапом, – произнесла я ровным, лишенным эмоций голосом. – Проходи мимо. Мои мозги в партнёрах не нуждаются.
Уголки его губ дрогнули в улыбке. Его не прогонишь грубостью. Напротив, его это, кажется, только заводило.
– Ошибаешься, – парировал он, не дожидаясь приглашения, опускаясь на стул напротив. – Твоим мозгам нужны инструменты. Ты можешь выдать гениальную теорию, но у меня есть софт и мощности, чтобы её проверить и визуализировать. Представь, что могла бы сделать Захарова-экономист, имея под рукой собственного IT-гения.
– Я предпочитаю сама создавать свои инструменты, – отрезала я, снова погружаясь в конспект. – А не играть с папиными серверами.
– Это не папины, – его голос внезапно стал тверже. – Это мои. Я не играю, я создаю системы.
Я все же посмотрела на него снова. В его глазах было не только привычное для всех позерство. Горел какой-то иной, серьезный огонь. Вызов.
– И что ты хочешь взамен? Помимо моего гения? – спросила я с подчеркнутым сарказмом.
– Зрелищ, – честно ответил он, и его улыбка снова стала беззаботной. – Мне скучно, Захарова. Ты – единственный человек на курсе, который не смотрит на меня как на кошелек с ногами или как на обезьянку с кодом. Ты смотришь на меня как на равноценного соперника. А может, даже чуть свысока. Это… освежает.
Я не нашлась что ответить. Его прямоту было сложно отразить язвительной шпилькой.
– Дай мне шанс доказать, что я не просто нарядный пустышка, – он откинулся на спинку стула, изучая меня. – Межфакультетский проект по анализу рынка. Мы в одной команде. Сделаем его вместе. Если мои алгоритмы и твоя логика принесут нам «отлично» – ты соглашаешься на ужин.
