Стас
– Градов!
Я лениво приоткрываю глаза, с наглой
усмешкой уставившись на молоденькую стажёрку-преподшу, застывшую
посреди коридора с кучей папок в руках. Показательно обвожу
пристальным взглядом тонкую фигурку, начиная от тёмных волос,
мягкими волнами падающих на плечи, заканчивая строгими лодочками на
невысоком каблуке.
И, надув пузырь из жвачки, громко
лопаю его, издевательски протянув:
– Вы что-то хотели Рада
Александровна?
Прекрасное видение, упакованное в
слишком узкие джинсы и строгую белую рубашку, предательски
натянувшуюся на груди, едва заметно вздрагивает и хмурится, сморщив
аккуратный ровный нос. Очаровательно и так предсказуемо обижаясь на
скользнувшие в голосе снисходительные интонации. А я…
А я залипаю. На тонких пальцах,
пухлых губах и тёмно-серых глазах, пьянящих и таких холодных.
С мазохистским удовольствием вспоминая, как таяли льдинки от
терпкого, крепкого алкоголя и поцелуев. Если б я тогда только знал,
то…
Тихо фыркаю. Если бы я знал, с кем
меня свёл загул по ночным клубам, ни хрена бы не изменилось. Разве
что её номер телефона я взял бы до того, как один маленький,
вредный демон успел бы исчезнуть. Оставив меня один на один со
стояком и потрясающим ощущением того, что меня ловко и виртуозно
обвели вокруг пальца, продинамив по всем фронтам.
– Градов! Ты меня вообще
слушаешь?!
Ох уж эти недовольные интонации и
мягкий вкрадчивый голос. От него по спине бежит табун мурашек, а
желание схватить ее за руку и утащить в ближайшую пустую аудиторию
шкалит и становится просто-напросто нестерпимым. И держусь я
исключительно потому, что кое-какие представления о приличиях у
меня всё-таки имеются.
Несмотря на то что кто-то в этом так
рьяно сомневается.
– Не-а, Рада Александровна, – я
снова тяну гласные, наслаждаясь вспыхнувшим ярким румянцем на лице
девушки. И позволяю себе вольность дотянуться до блестящей
тёмной пряди и дёрнуть за неё, невинно улыбаясь. – Вы что-то
хотели?
– Ты…
Она осекается и с минуту смотрит на
меня поверх чёртовых прямоугольных очков. Недоумённо, растерянно,
беззащитно. Так, что дыхание перехватывает и хочется схватить её в
охапку, прижать к груди и не отпускать. А потом – хоп, щелчок
пальцев и вновь арктический холод, привычная маска невозмутимости,
и ни единой эмоции на лице. Вся такая собранная, отчуждённая,
уверенная в себе.
Я снова хмыкаю, скрестив руки на
груди, и вопросительно вскидываю бровь. Ну, да, так и не скажешь,
что эта чертовка старше меня всего на три года. Что она обожает
сахарную вату, нелепые романтические комедии, мечтает научиться
ездить на байке, но боится двухколёсных коней до чёртиков и дрожи в
коленях. И что она всё ещё девственница.
До. Сих. Пор.
От этой мысли в грудине шевелится
что-то тёмное, животное, хищное. Собственнические инстинкты встают
на дыбы, и держать себя в руках с каждым днём становится всё
сложнее. И нет. Этой инфы нет ни в одном из её профилей в соцсетях.
Никаких ванильно-приторных постов в инстаграме или мужественных
статусов вконтакте.
Мне пришлось приложить всё своё
обаяние и лишиться пары пятитысячных купюр, чтобы развести одну из
её подружек на откровенность. Зато теперь я знаю о своём маленьком
невинном наваждении всё и даже несколько больше.
– Твоей ведомостью, Градов, впору
пугать первокурсников. Если ты не возьмёшься за ум, будешь первым,
кого в нашем университете отчислят за стабильную непосещаемость, –
её голос звучит скучающе и деланно-безразлично. Тёмные глаза
смотрят прямо и с укором, пытаясь достучаться до давно проданной
совести.
Я же пожимаю плечами и наклоняюсь
вперёд, сокращая разделяющее нас расстояние. Хватаю пальцами
узкий, острый подбородок с трогательной ямочкой посередине и
низким, вкрадчивым тоном говорю:
