Камилла
— Камилла!
Разъяренный окрик вспарывает
пространство за спиной, а я лечу вперед, не разбирая дороги.
Дефибриллятор. Разряд. Доктор, мы ее
теряем.
Голые ступни утопают в ковре с
длинным ворсом. В боку колет. Легкие объяты огнем.
— Камилла, твою мать!
Богдан продолжает неумолимо
сокращать разделяющее нас расстояние. Ну а я из последних сил
взбегаю по лестнице и заскакиваю в детскую. Торможу посреди комнаты
и уязвимо обхватываю себя за плечи.
Отступать некуда.
— Богдан, я…
— Замолчи.
Ничуть не запыхавшись, Багиров
пинком открывает дверь и на пару секунд застывает. Смотрит мимо
меня — в сторону детской кроватки с высокими бортами и невесомым
газовым балдахином, и теряет все человеческие черты.
Чернеют его темно-карие глаза.
Зрачки сливаются с радужкой. Заостряются скулы. Дергается
кадык.
А я не могу отделаться от ощущения,
что ровно три года назад подписала себе смертельный приговор.
— Покажи ребенка, Камилла.
С прорезавшейся сталью в голосе
приказывает Богдан. Отклеивается от пола. Наступает так, что мне
приходится отшагивать назад до тех пор, пока поясница не коснется
кроватки.
В классическом черном костюме, в
безупречной белой рубашке, с массивными часами на запястье, которые
стоят не меньше пол ляма, он производит на меня неизгладимое
впечатление. А еще совсем не походит на вечно растрепанного парня с
разбитыми костяшками, которого я когда-то знала.
Он даже ступает иначе — грациозно и
горделиво. Как будто транслирует: все вокруг — грязь. И у меня от
этих перемен отчего-то щиплет в носу.
— Нет.
Вынырнув из омута непрошеных мыслей,
я остервенело мотаю головой и едва держусь, чтобы не упасть в
обморок. Ноги подкашиваются, руки трясутся, пульс шкалит до
каких-то критических отметок.
— Я сказал, покажи дочку.
По слогам повторяет Багиров, словно
я невменяемая (хотя, может, так оно и есть) и продолжает напирать,
вынуждая меня закрывать грудью детскую кроватку и судорожно
вцепляться в рукав его пиджака.
— Мира спит. Не пугай ее,
пожалуйста.
Шепчу жалобно и сама себя ненавижу.
Я бы упала на колени, лишь бы остановить бронетранспортер по имени
«Багиров Богдан», но вряд ли это поможет. Поэтому я просто молчу,
понурив голову, и жду его вердикта.
Секунды текут, превращаясь в минуты.
Минуты преобразуются в чертову вечность. Или это у меня так сильно
искажено восприятие?
Но к моменту, когда Богдан решает
озвучить свое решение, я уже готова лезть на стену и реветь.
— Хорошо. Поступим иначе. У тебя
есть час, чтобы собрать вещи. Сегодня вы переезжаете ко мне.
Брошенные снисходительным шепотом
фразы вызывают жесточайший внутренний протест. Я представляю, что
нам с Багировым придется делить одну жилплощадь двадцать четыре на
семь, завтракать и ужинать за одним столом, постоянно
контактировать ради Миры, и леденею.
Арктический холод расползается по
венам и заставляет кровь загустевать. Испуганные мурашки обсыпают
бледнеющую кожу. Крошево из стекла кромсает нёбо и оседает на
языке, так что я с трудом им шевелю и не слишком твердо
выталкиваю.
— Мы так не договаривались. Я
выполнила свою часть сделки и ничего тебе не должна.
Я прекрасно осознаю, насколько глупо
звучу, но предпринимаю последнюю попытку, чтобы защитить свои
границы. Тщетно. Богдан сметает их коротким и безапелляционным.
— Обстоятельства изменились.
Сухо отчеканив, зло ухмыляется
Багиров, а у меня сердце ухает в пятки и темнеет в глазах.
Три года назад я предала его и
ничего не сказала о беременности. Поэтому теперь он без сомнений
пойдет на все, лишь бы превратить мою жизнь в ад.
— И, Камилла. Спустись в кухню
прежде, чем начнешь паковать чемоданы. Побеседуем.
Богдан первым исчезает в коридоре, а
я еще какое-то время рассматриваю сладко сопящую Миру и стараюсь
наспех залатать бреши в прохудившихся щитах. Длинно вдыхаю,
мобилизуя все имеющиеся резервы. Сипло выдыхаю, повторяя всегда
спасавшую меня мантру.
