Не отпускай

— Горько! — в сотый раз за весь вечер кричит ведущий с голливудской улыбкой. От неестественной белизны его зубов хочется зажмуриться.

— Горько! — в унисон повторяют гости.

Над столами поднимаются бокалы. Слышно звон хрусталя и перелив смеха.

Я тяну улыбку на своем лице с такой силой, что у меня болью сводит мышцы. Рука с бокалом безалкогольного шампанского чуть-чуть подрагивает, но это почти незаметно для постороннего взгляда.

Маринка, моя сестра, купается во всеобщей любви и внимании. У нее изысканное свадебное платье, пошитое из лучших итальянских тканей и украшенное кристаллами Сваровски. Она безупречна и знает об этом. Сегодня ее день.

Улыбнувшись гостям, Маринка поворачивается к своему новоиспеченному мужу и первой тянется за поцелуем. Какой это по счету за весь вечер, наверное, никто и не знает. А я знаю. Почему-то.

Двадцать второй поцелуй. Самый долгий и… самый откровенный.

Я вовремя опускаю свой бокал, иначе точно его не удержала бы и разбила. Хотя, многие утверждают, что разбитая посуда — это на удачу. В моем же случае это вызвало бы ненужное внимание к моей скромной персоне.

Моя старшая сестра сегодня стала женой моего парня. Единственного и любимого до ноющей боли в груди.

Но мы вроде бы всё уже решили. Я ушла в сторону, чтобы не мешать их счастливой жизни. К тому же ребенок должен расти в полной семье. Кто я такая, чтобы его лишать этого? Сама не понаслышке знаю, насколько это трудно, когда в твоей жизни есть только один родитель.

Только вот темная и эгоистичная часть меня категорически не согласна с таким вот актом альтруизма. Эта часть меня злится, бешено ревнует и умирает в сумасшедшей агонии. Я пытаюсь успокоить ее, прикрываю ладошкой, нежно поглаживаю, но она кусается и требует только одного, чтобы на месте Маринки были мы. Но это невозможно. Железобетонно невозможно.

— Кажется, мы молодым здесь больше не нужны, — посмеивается ведущий и театрально покашливает в микрофон.

Маринка и Артур отрываются друг от друга. Сестра делает вид, что ей совсем немножко, но стыдно. Правда, ей почти никогда и ни за что не бывает стыдно. Такой уж она человек.

Кто-то из наших далеких родственников заботливо подсыпает мне в тарелку салат. Я кивком благодарю, но вряд ли притронусь сегодня хоть к какому-нибудь блюду.

Моя цель проста — отсидеть свои полтора часа и незаметно исчезнуть с этого праздника жизни. По большему счету я здесь из-за папы, чтобы он не переживал, будто мы с Маринкой теперь на всю жизнь останемся врагами. Пусть думает, что всё хорошо. Отыграю свою маленькую роль и уйду в свое одиночество, затаившееся в моей крошечной однушке.

Гиперактивный ведущий продолжает отрабатывать каждую заплаченную ему копейку и объявляет начало веселых конкурсов.

Вот сейчас как раз и появится тот самый момент, чтобы исчезнуть.

Пока для конкурса отбираются участники, я потихоньку отодвигаю свой стул и скомкано прощаюсь со своими «соседями».

Хочу поскорей оказаться дома, снять свое проклятое серебристое платье, купленное специально для этого дня и забиться в угол.

— Я пошла, — шепчу папе на ухо и обнимаю его со спины.

— Как? Уже? — он оборачивается и уже хочет встать со своего места.

— Сиди-сиди. Да. Что-то голова сильно разболелась. Может, магнитная буря?

— Не знаю, доча. По новостям о ней ничего не говорили.

— Вот и я не знаю. Приеду домой, погуглю.

— Ты… Точно… всё хорошо?

Я знаю, о чем именно меня спрашивает папа. Просто он такой человек, который не привык говорить на деликатные темы, но и игнорировать их не может.

— Лучше всех, — нагло вру и приправляю ложь самой веселой улыбкой, на которую я только способна.

— Как доберешься домой, позвони. Ладно?

Киваю, еще раз чмокаю его в щеку и ухожу.