— Таисия Игоревна, порадовать вас
нечем. — Слова врача буквально выбивают почву у меня из-под ног. —
Вы не сможете выносить ребенка.
Лечу куда-то в неизвестность,
пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Опять. Почему я? Почему это
все со мной?
— Неужели ничего нельзя сделать? —
судорожно всхлипываю и закрываю лицо ладонями. Ошибки молодости
дают о себе знать с особой жестокостью и уничтожая меня.
— К сожалению, в вашем случае
терапия не дает должного эффекта, — разводит он руками. — Но мы,
конечно, будем пробовать и дальше…
— Еще одно ЭКО? — с надеждой
спрашиваю я и умоляюще смотрю на него, словно от его ответа зависит
вся моя жизнь.
Врач лишь качает головой и поджимает
губы. Это конец.
— Слишком большая нагрузка на
организм, опасно… Если вы когда-нибудь и родите — это будет
настоящим чудом. И я с радостью напишу диссертацию по этому
случаю.
Злая ирония и профессиональный
цинизм бьют наотмашь, но я не обижаюсь. Мне в принципе уже все
равно. В полной мене ощущаю свою неполноценность, и хочется выть
волком. Этот специалист был последней надеждой, которая не
оправдалась. Мне казалось, я давно сумела справиться с этим и
перемолоть внутри себя, но, видимо, ошиблась. Больно, как в первый
раз. Раны так и не затянулись в сердце и кровоточат.
— Господи, неужели я никогда не
стану матерью… — шепчу отчаянно, едва сдерживая подступившие слезы.
Пять лет надежд, пять лет попыток заставить организм перестроиться
и дать мне хотя бы крохотный шанс, и все напрасно. Один поступок
перечеркнул мою жизнь и лишил счастья материнства. Какой же я была
дурой… малолетней и глупой.
— Увы, последствия аборта
непредсказуемы. Вам просто не повезло… — Врач смотрит на меня с
сочувствием, но я не готова принимать информацию. Собственные
переживания захлестывают с головой.
— Возможно, имеет смысл рассмотреть
другие способы? — Врач искренне пытается как-то приободрить меня. —
Суррогатное материнство, например?
— Это же очень дорого… — тяжело
вздыхаю и качаю головой. Я на ЭКО-то с трудом насобирала, на мою
зарплату об этом стоит только мечтать.
— Тогда усыновление?
Качаю головой. Не представляю рядом
с собой чужого ребенка. Смогу ли я полюбить его, как родного?
Сомневаюсь. Кажется, мне не доступна эта функция. Или она просто
атрофировалась со временем. Никогда не умилялась чужим детям,
особенно их шалостям и капризам. Может, я просто дефектная? Может,
поэтому мне не дано?
— Ну тогда я не знаю, чем вам
помочь…
— Спасибо, доктор, — смахиваю
непроизвольные слезы и поднимаюсь на ноги. — Я пойду, — забираю
медицинскую карту и выхожу из кабинета.
В коридоре меня ждет единственная
подруга Ульяна. Увидев меня, отрывается от телефона и
приближается.
— Что он сказал? — взволнованно
спрашивает и забирает из рук карту, пролистывая последние
страницы.
— Ничего хорошего…
Обессиленно прислоняюсь к стене и
прикрываю глаза, чтобы не разреветься еще больше.
— Шансов нет?
Уля всегда говорит прямо, даже не
пытаясь смягчить слова. Обычно я спокойно на это реагирую, но
сейчас с трудом сдерживаюсь, чтобы не накричать на нее. Лишь до
боли закусываю губу и отрицательно качаю головой.
— Не переживай, все образуется, —
тихо говорит Ульяна и сгребает меня в охапку.
— Наверное… — всхлипываю, уткнувшись
ей в плечо. — Спасибо, Уль, но не надо.
— И все из-за этого козла Гордеева,
— зло цедит она сквозь зубы.
— Нет, из-за меня, — отстраняюсь и
качаю головой. — Никто же меня не заставлял.
В отличие от нее, я давно пережила
эту стадию. Когда-то очень любила Алексея, потом ненавидела,
обвиняя во всех своих бедах, а сейчас мне все равно. Я смирилась с
неизбежным и больше не виню никого, кроме себя.
— Конечно. — Подруга закатывает
глаза к потолку. — Бросил тебя одну в такой ситуации.