Татьяну нельзя было назвать дурнушкой – обычная средняя внешность, где-то получше, где-то похуже. Узковатые губы, самый обычный нос, никаких сверхдлинных ног. Хорошие густые темные волосы, ярко-васильковые глаза и красивый голос. Пожалуй, голос и был самой привлекательной ее частью. Глубокий, бархатный и мягкий.
Благодаря своей привычке напевать за домашней работой она и познакомилась с Костей. Вряд ли он бы обратил внимание на столь обычную девушку просто так, но летом, когда окно кухни было открыто, а он ухитрился потерять ключи от квартиры, и ждал на скамейке у подъезда пока домработница, что убирала квартиру по воскресеньям, привезет запасной комплект, он услышал, как Татьяна напевает «Колыбельную медведицы», и понял, такое знакомство может быть очень-очень интересным.
Поэтому, когда вечером она выскочила на работу и попыталась проскочить мимо красавца-брюнета, он, совершенно неожиданно, загородил ей дорогу:
– Слушай, соседка, я кататься поехал, может подброшу до работы? Далеко?
– Три квартала, – ответила девушка. Было неловко и неудобно, таких красавчиков она всегда старалась обходить стороной.
– Поехали, хоть что-то новое. Все равно не засну.
– Почему? – время стремительно убегало, она могла опоздать, что плохо сказалось бы на зарплате – система штрафов у них была зверская, но глядя в карие глаза, чувствовала некоторую оторопь – парень был просто неприлично хорош собой.
– Колыбельную спеть некому, – он улыбался.
– Какую колыбельную?
– Волшебную! Сегодня одна фея пела днем, и я сразу понял – хочу слышать этот голос всегда, – он указал на ее третий этаж, потом протянул ей шлем и помог застегнуть, когда понял, что от растерянности она не справляется с креплением.
Костя любил свой мотоцикл, любил свободу и яркие эмоции, что черпал не только из быстрой езды. Играл на бирже, хоть не всегда удачно, но тщательно следил за тем, чтобы не выйти в минус. А еще, он катался на горных лыжах, прыгал со всех тарзанок, что есть в мире, имел свой небольшой строительный бизнес, который и давал возможность, как он говорил, «чилить». Это значило: отдыхать, наслаждаться жизнью, плыть по течению, разбавляя иногда работу этими самыми всплесками адреналина в крови.
Девчонка не была сказочно хороша. Бывали у него и покруче, и поувереннее в себе. Но что-то кроме голоса в ней безусловно было еще. Некая наивность, правильность, «настоящесть», как сказал бы отец.
Таня держалась за него крепко, но когда вспомнила, что между ними лишь его тонкая куртка и ее блузка, под которой бешено колотится сердце, чуть ослабила хватку, о чем в тот же момент пожалела – он прижал ее руки своей рукой, дав понять, что этого делать нельзя.
– Ты работаешь в баре? – удивленно спросил он, когда она указала на угол, что занимал известный в городе бар.
– Да, а что странного? – паника, благодаря которой она всегда вела себя свободно и уверенно, улеглась, и к ней вернулась ее неуверенность.
– Думал ты медсестра. Слишком скромная ты для официантки, – осматривая ее, словно впервые, сказал Костя. Его голос немного изменился – он стал заинтересованным.
– Ты угадал, на самом деле я акушерка, но работаю барменом, так получилось, – ответила она, и решила, что разговор сейчас может стать неудобным. – Мне пора, спасибо, что прокатил, давно не испытывала таких эмоций.
– На здоровье, звать-то тебя как, соседка?
– Татьяна.
– Очень мило, редкое сейчас имя, все больше Милан и… каких-нибудь Валерий, – хмыкнув, сказал он.
– Ну, так получилось, назвали в честь бабушки, – она передала ему шлем, поправила выбившиеся из пучка волосы, опустила глаза, подняла плечи, потом резко опустила их и выдохнула: – Доброй ночи.
– И тебе. Думаю, увидимся, – он надел шлем и обернувшись еще раз, отъехал со стоянки, куда начали уже подъезжать сотрудники ночной смены.