Чьи шаги так тихи, легки? Кто бежит по лесной тропе?
А в корзинке что? Пироги? Если хочешь, оставь себе,
Тут всего на один зубок. Ох, и скучно же тут, в глуши!
Нам бы вот поболтать чуток – сядь, послушай. И не дрожи.
Говоришь, он тебя спасёт? Это кто ещё? А, герой…
Твой? Призналась ему? Как нет? Хочешь, сердце ему открой.
Я слыхал, что любовь – палач… и спасение для души.
Станет больно – тогда заплачь и скажи, что я разрешил.
Если мир будет подл с тобой, не тушуйся и не робей:
Позволяю тебе быть злой и по вторникам есть людей,
Только, чур, не поздней шести – или лучше добавь в салат.
Впрочем, это я пошутил. А в салате вкусней шпинат.
Ни компания, ни родня от депрессии не спасёт —
Лучше зубы, как у меня, отрасти на двадцатый год.
На тридцатый – учись смотреть, а потом – закрывать глаза:
Раз промотана жизнь на треть, значит, поздно плестись назад.
В волчьей шкуре житьё не рай. Выбирай, что тебе милей:
Любишь красное – надевай, о потерянном – не жалей,
Если будет щемить внутри – значит, сердце там где-то есть.
А захочешь поговорить – возвращайся. Я буду здесь.
БАШНЯ
Когда-то раньше всё было проще. Драконы, рыцари, колдуны —
В своих сражениях скоморошьих почти невинны, почти равны,
Почти что дети в прозрачных, ясных и однозначных оттенках чувств.
Но время тянется, и, к несчастью, я не старею – и я учусь.
Твои усилия бесполезны, ведь мне достаточно подождать,
Позволить старости и болезням тебя до остова обглодать.
Но если ненависти лет триста – с любовью разницы нет на вкус.
Когда-то раньше всё было чистым.
Я это чувство почти боюсь.
Длиннее к вечеру тень от башни. Я жаден; я не отдам своё.
Наверно, будет немного страшно скитаться здесь до конца времён —
И ты, впечатанный в этот город, стоптавший улицы до костей,
Наотмашь смотришь с немым укором из междустрочия на листе,
Почётный пленник в густом тумане, закатный отблеск на витраже.
…наверно, будет немного странно врагом прикидываться уже?
Ты сможешь даже почти поверить, что будет лучше, что ты привык,
Но в горле, стиснутом до потери дыханья, пеной клокочет крик.
Ты вечен? Что же, я тоже вечен, я буду ждать, и мне хватит сил.
Когда ты сделаешь шаг навстречу – я окончательно победил.
Когда приткнёшься к порогу башни, ведь больше некуда, больше не…
Всё представляется настоящим в оцепененье и в тишине.
И в этом вынужденном молчанье, как будто ставшем для нас тюрьмой,
Я ставлю сорванное дыханье в хрусталь фамильный – и на трюмо.
Сомкнувшись, тонко дрожат ресницы, и каждый выдох – наперечёт.
Красиво, правда, мой мёртвый рыцарь?
Ты посмотри, как оно цветёт…
БАШНЯ#2
Предай меня, пожалуйста, как всех.
Оставь меня, пожалуйста, в покое.
Спасись хотя бы тем, что ты жесток,
Безжалостен, неумолим как рок…
Но ядовитый вёх, и белый мех,
И этот образ мрачного изгоя —
Он сердца твоего уже не скроет.
Я, знаешь, к сожалению, не слеп —
А ты как на ладони в этой башне,
Ты уязвим – в дурацкой доброте,
В готовности довериться не тем,
Как будто и не знаешь всех легенд,
Возвысивших тебя и оболгавших…
Но если впрямь не знаешь – это страшно.
Охотиться на духов и химер —
Давно уже скорее долг, чем труд.
Но с каждым веком меч всё тяжелее.
А может, это я слабею?
Мне меч бы заменить на револьвер,
Но пули мёртвых тварей не берут.
…зато меня, наверное, возьмут.
Не хочешь относиться как к врагу —
Назначь мне плату: кровь, и плоть, и душу,
Пусть это будет сделка, договор…
Но ты уже уставился в упор:
«Я просто помогу, ведь я могу».
А ведь и правда, только ты и сдюжишь.
Но от улыбки маетно и душно:
Мои друзья, соратники и братья,
Делившие и радость, и нужду,
