– Я сказала уже, что никуда не пойду!
– А я сказала, ты пойдёшь к нему и извинишься!
– Нет!
– Да!
– Нет!
– Не спорь с матерью!
Громко хлопнула дверь, и щёлкнул
замок. Светка закрылась в своей комнате.
Её мать, оставшись снаружи, тяжело
вздохнула. Это была ещё довольно привлекательная женщина.
Каштановые волосы блестящей волной спускались ей на плечи. Карие
глаза, уже опутанные сеточкой морщин, были красивой миндалевидной
формы. Но сейчас они хмуро смотрели на запертую дверь в комнату
дочери.
Женщина подхватила мобильный телефон
и вышла на лоджию. Набрала номер подруги.
– Тома, я больше не могу! –
пожаловалась в трубку. – Она меня доведёт до инфаркта. Иногда мне
кажется, что её воспитывали дикари с острова Борнео.
– Вера, ты как всегда
преувеличиваешь. У девочки просто переходный период, – на другом
конце Тамара сделала звук телевизора потише и удобно откинулась в
кресле, приготовившись выслушать очередную безумную историю о
проделках дочери своей лучшей подруги.
Свете было семнадцать. Точнее, уже
почти восемнадцать. И все эти почти восемнадцать лет она являлась
неизменной головной болью своей матери. Но если несколько лет назад
Вера ещё более или менее справлялась с дочерью, то сейчас та
совершенно вышла из-под контроля.
Светка приоткрыла дверь своей комнаты
и, убедившись, что матери поблизости нет, отправилась на её поиски.
Голос привёл девушку на лоджию. Она прислушалась.
Всё понятно, опять жалуется тёте Томе
на её поведение. Светка скорчила рожицу. Ну и пусть жалуется.
Ничего тётя Тома ей не сделает. Впрочем, как и сама мама.
Девушка так же тихо, на цыпочках,
прокралась через гостиную обратно в прихожую, а оттуда – на кухню.
Вообще-то, изначально она держала путь именно сюда. Но затем решила
сделать крюк, чтобы послушать, что и кому рассказывает мать. Так и
знала, что речь пойдёт о ней.
Может, Светка и вправду немного
виновата. Самую малость.
Ну, подумаешь, психанула. Ну послала
препода далеко и надолго. А нечего было её валить на экзамене. Ну
перепутала она восстания Пугачёва и Болотникова. Бывает. Ведь между
ними нет никакой разницы. Ни-ка-кой. Кому вообще интересны эти
восстания? Во-во, только преподу по истории! И не помогла ни
короткая юбка, ни приоткрывающий полоску загорелого животика топик,
ни жалостливый взгляд, способный растопить ледяную глыбу. Геннадий
Сергеевич отправил Светку на пересдачу.
Та, представив, как отреагирует мама,
струхнула и наговорила старичку лишнего. Потом, конечно, пожалела о
своей грубости. Геннадий Сергеевич был неплохим мужиком, хоть и
староватым – лет шестидесяти. А это, по представлениям,
семнадцатилетней девчонки – уже глубокая старость.
Теперь мать требовала, чтобы Света
поехала к нему и извинилась. Мысль, может быть и неплохая, вот
только извиняться она не умела. Точнее, никогда ещё этого не
делала. И не собиралась учиться. Вот ещё! Извиняются лохи. А Светка
таковой себя не считала.
Она открыла дверцу холодильника и
просканировала полки внимательным взглядом. Достала контейнер с
котлетами, банку с майонезом, помидор, немного зелени. Сложила всё
на стол. Затем прибавила к добыче пакет с нарезанным хлебом и
начала сооружать бутерброды. Получалось красиво. Уж что-что, а
бутеры у неё всегда были самым удачным блюдом. Точнее,
единственным, что Светка умела готовить.
Ломтик чёрного хлеба смазать
майонезом, сверху положить лист салата, котлетку, затем почти
прозрачный кружок помидора и на него – веточку укропа. Всё это
великолепие в количестве четырёх штук Светка уложила на блюдо и,
заварив себе сладкий чай, удобно устроилась за столом.
В этот момент в проёме двери
появилась мама. Стрельнув взглядом по шедеврам бутербродного
искусства, налила себе чаю и пристроилась рядом с дочерью. Светка
уже поняла, что придётся делиться, и подвинула блюдо ближе к
матери.
